– Кажется, мы начали наше знакомство не с того конца.
В данном контексте его предположение звучало очень забавно, отчасти смешно и даже удивительно в своем роде, учитывая ее презрительную насмешку.
Оценивающий взгляд скользнул по ее лицу, и легкая кривая ухмылка чуть изогнула чувственные губы. Неожиданно он ловко подхватил ее под локоток и вывел из кабинета. Подобно джентльмену, сопровождающему леди к ее экипажу, или вышибале, выпроваживающему пьяницу? Прикосновение его руки превратило эластичные кожаные доспехи ее куртки «Перфекто» в ничто, словно он коснулся непосредственно ее оголенной плоти.
Остановился Филипп перед тем самым длинным мраморным столом, где и работал, когда она зашла в мастерскую. Кулинарный мешок, взорвавшийся в его руках, лежал на прежнем месте. Очевидно, его служащие знали, что он сам уберет устроенный им беспорядок, не ожидая, что кто-то другой сделает это за него. Рядом лежали миндальные печенья, отделкой которых он занимался.
Он отпустил ее локоть только для того, чтобы подхватить верхнюю половинку персиковой ракушки, сложить ее с донной частью, уже наполненной абрикосовой начинкой и слегка забрызганной сладкими каплями. Быстрым уверенным движением он присыпал печенье фисташковой пудрой такого невероятно мелкого помола, что она казалась волшебной пыльцой.
– Позвольте мне? – С неожиданной сияющей и самодовольной улыбкой он предложил ей на раскрытой ладони своеобразное сокровище для принцессы. Его глаза заранее загорелись удовольствием, порожденным уверенностью, что его предложение будет принято с восторгом. Кто же не слышал о миндальных пирожных Филиппа Лионне! Кулинарные критики, блогеры, журналы, толпы телевизионщиков… все они постоянно восторгались его продукцией. Вероятно, ей предоставлялась честь провести три мгновения в раю, откусывая по кусочку от этой божественной еды. Абрикосовый нектар, казалось, слетел с небес, поцеловался со скромной фисташкой, и они решили интимно пообщаться к обоюдному удовольствию. Если бы она позволила себе сейчас прямо перед ним попробовать это пирожное, то весь ее воинственный настрой наверняка растворился бы в мощной волне наслаждения, и она растеклась бы безвольной лужицей у его ног.
А он даже вряд ли заметил бы сие превращение. Если в нем еще осталось детское озорство, то он мог бы насладиться брызгами вокруг своих ног, попрыгав в такой лужице.
Она перевела взгляд с обещания райского наслаждения на его лучившиеся доброжелательным теплым светом глаза.
Неужели он считает себя абсолютно неотразимым? А свою драгоценную выпечку достаточной платой за кражу дела жизни трех человек?
– Non, merci[15], – произнесла она с холодком. С холодом, с ледяным холодом. Призвав на помощь все доброе могущество своей маленькой выложенной голубой плиткой кухни, оставшейся далеко на острове, и удерживая тот пылкий жар в глубине своего существа, она ответила на его лучистое тепло замораживающим ледяным холодом. За его наглое пренебрежение их правом первенства.
Благодаря его, она смотрела прямо ему в глаза. Они удивленно моргнули, и Магали заметила, как зрачки его сузились до черных точек.
Пожалуй, ей удалось найти верный способ воздействия на него.
Глянув на свое пирожное, он вновь перевел взгляд на Магали.
– Вы не будете… не хотите? – запинаясь, произнес он, точно подыскивал слова на незнакомом ему, не имеющем никакого смысла языке.
