Ковалоччо пометавшись поспешно скрылся в спальне-каюте Баскета. Сверху, чувствовалось, вовнутрь спускалось несколько человек. Первым из прихожей вышел полковник Беккендорф, за ним Баскет.
В английском языке отсутствует неуважительная форма обращения, совершенно не допустимая в данной обстановке, но в той небрежной манере с какой обратился к д’Олону полковник Беккендорф, форма обращения чувствовалась самой неуважительной и по тону, и по нелепости самого вопроса.
– Ты флаг-кэптэн?
– Ну я флаг-капитан на судне, что нужно?
В залу вслед за ними ввалились еще несколько молодцов: морды плеч шире, и это сразу настроило графа явно агрессивно. Вторжение на свою территорию он воспринимал болезненно, но сия территория по сути дела не смотря на его захват продолжала оставаться общей, и не в силах будучи что-либо поделать приходилось сдерживаться. Баскет чувствуя себя виноватым за спровоцированный инциндент отошел на сторону своего господина, то есть исчез у него с поля обозрения.
– Да, здесь недурно устроился. Как так? На корабле не служишь, служишь тюремным надзирателем / удар попал в самую точку, невольно задев за живое, и он покрылся красными пятнами, когда услышал пронесшийся сзади Беккена смешок/…Занимаешь только места. Пора искать другое место.
– Прежде чем распоряжаться объясни кто ты такой здесь есть?
– Объясняю: мне поручена отправка военнопленных в Барселону и вся команда корабля поступила в мое распоряжение. Тебе ясны мои полномочия?
– Теперь мне стало понятно почему ты здесь так часто бываешь. Так вот, полковник Беккен…/д’Олон и в самом деле закашлялся и высморкался в носовой платок/.
– Потрудитесь договорить мое имя! – потребовал тот.
– Дорф17. Начало я уже говорил, сопли потекли при этом, – самоуничижался граф, хорошо зная, что это нисколько не во вред, а лишь только увеличивает силу скрытного оскорбления. С прежним простодушием продолжал издеваться.
– Я извиняюсь, «дорф» это по-немецки будет дерёвня, а Беккен, тоже в том же роде? Деревенский олух значит в перекладе?..
Побледневший, позеленевший полковник Беккендорф угрожающе подошел, вынужденно подняв голову, чтобы смотреть в лицо.
– Сдай свою шпагу, – проговорил он со всей зловещностью, какую только мог излить.
Д«Олон с чувством собственного превосходства смотрел себе под подбородок на щупленького по сравнению с ним дохленького телосложением петушка, продолжая как ни в чем ни бывало держать руку на эфесе своей шпаги. Назревала стычка, дуэлей не полагалось, значит руками и может ногами… Баскет буквально вывел Ковалоччо из спального кубрика, считай выпихнул, дабы предотвратить… отвлечь, и появление не знающего, что и делать молодого итальянца отвлекло внимание матерого склочника. Растерявшийся Ковалоччо представлял для него отличную мишень для насмешки с рикошетом. Его опытный глаз смекнул, что молодому человеку сейчас можно улыбнуться, но в улыбке его по словам Ювеналя было больше алоэ, чем меду:
– А-а, какая славненькая девушка там пряталась, на ночь глядя.
«Морды» за спиной у Беккендорфа в диком лошадином хохоте закачались словно колосья на ветру. Д’Олон спустил полковнику это отступление, так как лицо у Ковалоччо было действительно девичье. Он ничего не понял, и не мог себе позволить смеяться как все. Капече Ковалоччо не знал английского.
Получив возможность со смехом ретироваться полковник Беккендорф крикнул в зад:
