В сообщениях не оказалось почти ничего нового, только в империи появилось нечто новое: хватали демократов и по приговору военно-полевых судов (их называли офицерскими трибуналами) казнили на месте – жгли лазерами, расстреливали, вешали. Чтобы спокойно смотреть, мне пришлось здорово взяться за самоконтроль… Приговору подлежали все взрослые – от четырнадцати лет и старше, – нам показали одну семью, где приговоренные родители умоляли пощадить их сына, утверждая, что ему всего двенадцать. Председатель суда, капрал имперской полиции, прервал дискуссию, вытащив пистолет и застрелив мальчика, а потом отдал приказ своему отряду покончить с его родителями и старшей сестрой.
Жан выключил изображение и звук, оставив лишь бегущую строку.
– Хватит, насмотрелся! – прорычал он. – Думаю, что сейчас, когда старый председатель мертв, тот, кто занял его место, ликвидирует всех по своему списку подозреваемых. – Закусив губу, он мрачно посмотрел на меня. – Мардж, ты еще не выкинула из головы свое идиотское намерение возвращаться сейчас домой?
– Я же не демократ, Жан. Я вообще не занимаюсь политикой.
– А ты думаешь, тот мальчишка занимался политикой? Эти казаки прикончат тебя просто так, для тренировки… Как бы там ни было, ты все равно не можешь ехать. Граница закрыта.
Я не стала говорить ему, что на земле вряд ли найдется такая граница, которую я не могла бы перейти. Вместо этого я сказала:
– По-моему, это распространяется только на тех, кто движется на север. Разве они не позволят гражданам империи вернуться домой?
– Марджи, – вздохнул он, – ты не умнее котенка, которого держишь на коленях. Ты что, не понимаешь, что симпатичной маленькой девочке не надо играть в игры с плохими ребятами, а то ей могут сделать очень больно? Я уверен: если бы ты была дома, твой отец не выпустил бы тебя на улицу. Но ты сейчас здесь, у нас, и это накладывает на нас с Джорджем определенную ответственность… Правда, Джордж?
– Mais oui, mon vieux! Certainement![17]
– Между прочим, я буду защищать тебя и от Джорджа. Жанет, ты в состоянии объяснить этому ребенку, что ей тут все будут рады, если она решит остаться? Она, по-моему, из тех дам, которые всегда норовят сами выписать чек.
– Дело не в этом, Жан, – начала я, но меня прервала Жанет.
– Марджи, – сказала она, – Бетти просила меня позаботиться о тебе как следует. Если ты считаешь, что кому-то что-то должна, сделай взнос в Красный Крест Британской Канады. Или в приют для бездомных кошек. Что же касается нас, то так уж вышло, что мы трое зарабатываем кучу денег и у нас нет детей. Ты для нас все равно что еще один котенок… Так как? Ты остаешься? Или мне нужно спрятать твою одежду и хорошенько тебя выпороть?
– Я не хочу, чтобы меня пороли.
– Жаль, я предвкушала… Джентльмены, вопрос решен, она остается. Мардж, мы тебя надули. Джордж, несомненно, попросит тебя позировать в свободное время – он вообще тиран и деспот, – и ты будешь работать на него просто за еду, а он сэкономит по расценкам профессиональных натурщиц кругленькую сумму.
– Нет, сердце мое, – сказал Джордж, – я на этом не сэкономлю, я на этом заработаю. Потому что ее содержание я оформлю как производственные расходы. Но не по обычным расценкам гильдии, она стоит много дороже. Скажем, в полтора раза.
– Согласна. Но не в полтора, а в два. По крайней мере. И не торгуйся, ты ведь ничего ей не заплатишь… А ты не хочешь сводить ее в ваш кампус? Я имею в виду – в лабораторию?
