То, что я в отношениях полгода, не знал никто. И Сара тоже не подозревала того, что наши скупые встречи в течение недели не результат моей дикой занятости в медцентре, а всего лишь приезд моих родителей.
Я не так часто их вижу. Да что говорить — мы видимся редко, и ту неделю, во время которой они были в Израиле, я жадно хотел провести с ними. С семьей.
Я не стал знакомить Сару с родителями, черт его знает, почему. Но так чувствовал.
Не готов, не уверен, побоялся — хрен поймешь! Может, всё вместе.
Но на воре, как говорится, и шапка горит. Когда мы с мамой обедали в не самом популярном заведении Тель-Авива, каким-то немыслимым образом нас увидела Сара. Я не знаю кого мне благодарить, но разбор полетов моя девушка устроила не в ресторане, а в моей съемной квартире.
Тогда мы впервые сильно поругались. Тогда мое терпение начало давать течь.
Сара бросала в меня посуду, которая даже не моя, а хозяйки квартиры. Она орала о том, что я кобель и мерзавец, а также изменщик. Когда я признался, что та «старая шлюха» — моя мать, Сара осталась верной себе, заменив «кобеля» на «лжеца», а «изменщика» — на «подонка». Короче, при любом раскладе я остался мерзавцем.
Три дня назад мы вновь поругались.
Я уладил все дела со стажировкой и освободился раньше, чем планировал. В тот же день я купил билет в Россию, решив провести выпавшие свободные дни с семьей.
Вечером я сказал об этом Саре, на что получил версию того, что мой скорый отъезд — повод скорее смыться и начать изменять ей прямо на борту самолета.
Сара уверена, что я приехал не на свадьбу к сестре, а для того, чтобы поиметь всё, что движется.
Мы ругались до тех пор, пока я не купил ей билет. Даже мои доводы о том, что иврит кроме мамы в моей семье не знает никто и ей будет попросту некомфортно, Сару не остановили.
Сару не остановили мои предостережения от того, что моя семья не чета ее, в которой мне выдалось однажды побывать. В еврейской семье моей девушки чтут национальные традиции, правила поведения и воспитания, дипломатично и спокойно решая вопросы. В моей семье по-другому: мы шумим, перебиваем друг друга, у нас устоявшийся сложившийся юмор и общение между собой, в котором не каждому может быть уютно. Но держать меня за яйца Саре оказалось важнее собственного комфорта.
Я купил ей билет. А после у нас был охрененный секс.
— Она кузина, — в который раз подтверждаю свои слова, сказанные Саре в комнате. Чтобы сберечь нервные клетки Саре и себе, мне пришлось назвать бывшую подругу детства дальней родственницей, с которой мы общались в последний раз сотню лет назад.
Я говорю на несколько тонов тише, давая своей девушке понять, что и в моем доме неплохо бы уважать хозяев.
— Она не смотрит на тебя как родственника! — ядовито выплевывает Сара. — Она пялится на тебя! — Тычет пальцем мне в грудь.
Примерно что-то похожее от нее я слышал во время дороги сюда. Как только мы сели в самолет, Сара обвинила каждую стюардессу в том, что из двухсот пятидесяти человек на борту они не сводят глаз только с меня.
Два утомительных перелёта Сара насиловала мой мозг, и неудивительно, что, оказавшись дома, в знакомой, комфортной мне обстановке, я, черт возьми, позволил себе расслабиться.
— Сара, потише, — прошу сдержанно.
— То есть ты не отрицаешь, что она на тебя пялится?! Ты поэтому меня не хотел брать?! Из-за нее?! У вас что-то есть?!
