Фрейд - страница 4

Я написал эту книгу не для того, чтобы польстить или осудить, а в попытке понять. В самом тексте я ни с кем не спорю: я занимаю определенную позицию в спорных вопросах, которые продолжают разделять исследователей Фрейда и психоанализа, но не привожу аргументы, которые лежат в основе моих выводов. Для тех читателей, кому интересны противоречия, делающие изучение жизни Фрейда таким увлекательным занятием, я дополнил книгу обширным и обстоятельным библиографическим очерком, который позволит им понять причины занятой мною позиции и найти материалы с изложением конкурирующих точек зрения.

Один из толкователей Фрейда, с которыми я не согласен, – это сам Фрейд. Возможно, в буквальном смысле слова он был прав, но в сущности вводил в заблуждение, когда называл свою жизнь необыкновенно тихой и бессодержательной, которая будет сведена к «нескольким датам». И действительно, на первый взгляд жизнь Зигмунда Фрейда кажется точно такой же, как у многих других высокообразованных, интеллигентных практикующих врачей XIX века: родился, учился, путешествовал, женился, практиковал, читал лекции, публиковался, дискутировал, старел, умер. Однако его захватывающая внутренняя драма способна привлечь пристальное внимание любого биографа. В знаменитом письме своему другу Флиссу, которое я уже цитировал, Фрейд называет себя конкистадором. Эта книга – история его завоеваний. Как впоследствии выяснится, самым драматичным из этих завоеваний, хотя и незаконченным, было завоевание себя.

Питер Гай

Практически все переводы сделаны мною, но я также цитировал английские переводы работ и писем Фрейда. Читатели могут найти отрывки, которые я использовал.

В тексте я отмечаю, что воспроизвел английский Фрейда – превосходный, хотя иногда немного высокопарный и неточный – без каких-либо изменений: так, как он писал, с ошибками, неологизмами и прочим, чтобы не загромождать цитаты навязчивыми комментариями. Когда читатели встретят такие выражения, как, например, «пруссианство», это значит, что перед ними аутентичный Фрейд.

Ради благозвучия, а также для того, чтобы избежать таких неудобных оборотов, как «его/ее» или, что еще хуже, «он(а)», я везде использовал традиционный мужской род.