Она ответила:
– Наши дети знают жизнь лучше, чем обычная молодежь. Они с ней сталкивались непосредственно, видели ее изнанку. Они знают, что такое произвол в деревне.
– Да, конечно, – сказал Феликс, – но молодость есть молодость.
– Они достаточно взрослые, чтобы понимать, где правда.
Феликс был поражен. Как сверкали эти суженные глаза! Какая убежденность звучала в этом чуть-чуть шепелявившем голосе!
«Я же останусь в дураках», – подумал он и только спросил:
– Ну, а что вы ответите на это приглашение?
– Пусть едут. Сейчас это им очень кстати.
В этих словах Феликсу почудилась угроза, Он отлично понимал, что она вкладывает в них какой-то свой, особый смысл.
– Когда нам их ждать? Во вторник, пожалуй, для Клары удобнее всего, когда кончится очередное нашествие гостей. А на вас с Тодом нечего и рассчитывать?
Она забавно сморщила губы в подобие улыбки.
– Пусть решает Тод. Тод, ты слышишь?
– На лугу! Она там была и вчера, в первый раз в этом году.
Феликс взял брата под руку.
– Ты прав, старина.
– Что? – спросил Тод. – А!.. Пойдемте домой. Я ужасно хочу есть…
Иногда из ясного неба вдруг упадет несколько капель дождя, зашелестит листва, а вдалеке послышится глухой рокот. Путник подумает: «Где-то поблизости гроза». Но кругом сразу же снова станет тихо и безмятежно, и путник, забыв о том, что он недавно подумал, беззаботно пойдет дальше.
Так было и с Феликсом, когда он возвращался на автомобиле Стенли в Бекет. Ну и лица у этой женщины, у юных язычников, да и у потустороннего Тода!
Вокруг этой маленькой семьи в воздухе пахло грозой. Но автомобиль неслышно скользил по дороге, сиденье было мягким, за окном мирная прелесть зеленых лугов, церкви, усадьбы, домики среди вязов, медленные взмахи крыльев грачей и ворон – все это убаюкивало Феликса и вселяло в него покой; дальние, глухие раскаты грома больше не были ему слышны.
Когда он вернулся, Недда поджидала его в аллее, разглядывая статую нимфы, поставленную Кларой. Это была хорошая вещь, выписанная из Берлина, который славится скульптурой, к тому же она начала покрываться патиной, словно стояла тут уже давно, – милое создание с опущенными плечами и скромно потупленным взглядом. На голове у нее примостился воробей.
– Ну как, папочка?
– Они приедут.
– Когда?
– Во вторник, но только дети.
– Ты мог бы мне что-нибудь о них рассказать.
Но Феликс только улыбнулся. Ему для этой задачи не хватило бы изобразительного таланта, а так как он своим талантом гордился, то не хотел его компрометировать.
«Шишки» стали прибывать в эту субботу только после трех часов дня. Сперва из Эрна приехали в автомобиле лорд и леди Бритто; потом – тоже в автомобиле – из Джойфилдса сэр Джералд и леди Маллоринг; первый послеобеденный поезд привез трех членов Палаты Общин, любителей гольфа: полковника Мартлета, мистера Слизора и сэра Джона Фанфара – с супругами; американку мисс Боутри, которая бывала всюду, и пейзажиста Мурсома – низенького, очень плотного человека, который нигде не бывал и хранил гробовое молчание, за которое потом мстил. Поездом, с которым никого не ждали, прибыла Литература на Службе Обществу в лице Генри Уилтрема – о нем шла слава, будто он первый задумался о земельном вопросе. И самым последним поездом приехали прогрессивный издатель Каскот – как всегда, торопясь – и леди Мод Ютред – как всегда, сияя красотой. Клара была очень довольна и, переодеваясь к обеду, сказала Стенли, что на этот раз у нее представлены все оттенки взглядов на земельный вопрос. Но это ее не страшит, если она сумеет не дать сцепиться сэру Генри Уилтрему и Каскоту. Насчет членов Палаты Общин можно не беспокоиться. Стенли это подтвердил.
