– Ох, ладно, – сдался я, решив, что проще уступить, чем препираться с несмышленым подростком. Подняв стакан, я был опять остановлен.
– А тост?
– Мне что, ещё и тост говорить?! Ты придумала это всё, ты и толкай речь, если хочется, – возмутился я.
Ульянка поникла.
– Ладно, хорошо… я скажу… – она набрала в лёгкие воздух, задумалась, задержав дыхание, округлила глазёнки, выдохнула: – За любовь! – и довольно осклабилась.
– Балда! – невольно вырвалось у меня, и я принялся пить. До дна, как и просили.
Однако, вернувшись к своей тарелке, я увидел, что пропала котлета! Я пронзил Ульяну убийственным взглядом.
– Эй, куда дела? – глупо спросил я, хотя и так было понятно куда – стоило посмотреть на набитые щеки похитительницы.
– В большой семье не щёлкай клювом! Отвернулся – и нет котлеты! – довольно ответила та, закончив жевать.
«Так и знал, что ничем хорошим это для меня не закончится. Но не буду же я, взрослый человек, устраивать скандал из-за мелкой пакости. Или буду? Да ладно – пусть подавится!» – с обидой подумал я и, уткнувшись в тарелку, стал меланхолично ковырять пюре.
– Ты не расстраивайся, сейчас что-нибудь придумаем! – Ульяна забрала мою тарелку, вскочила из-за стола и убежала куда-то.
«Ну вот, теперь ещё и без пюре остался», – обречённо подумал я.
Примерно через минуту Ульяна вернулась и поставила передо мной тарелку со свежей ароматной котлетой.
– Вот тебе, голодающий Поволжья!
– Спасибо… – растерянно поблагодарил я.
«А она, похоже, не такой уж плохой человек!» Я подцепил вилкой котлету и…
– Это ещё что?! Какой-то жук! Нет, не жук! Насекомое! С ножками, шевелится! – в ужасе прошептал я, разглядев под котлетой нечто омерзительное.
От неожиданности и отвращения я, не контролируя себя, вскочил со стула, опрокинув его. И в тот же миг под руку попалось что-то твёрдое… Я всем естеством ощутил приближение очередных неприятностей и связанного с ними неизбежного конфуза. Резко повернувшись, я, словно в замедленной съёмке, увидел из последних сил балансирующую с подносом Лену, её перепуганное лицо и полные отчаяния глаза.
В конце концов гравитация взяла своё, и весь её ужин, подпрыгивая на бортике подноса, обрушился на пол. Осколки тарелки со звоном разлетелись в разные стороны, вилка с ложкой, дребезжа, запрыгали по кафелю, убегая от катящей за ними стайки зелёных горошин. Шмат картофельного пюре застыл у ног Лены в непринуждённой позе, погребя под собой исходящую паром котлету.
Ульяна демонически гоготала, стоя возле выхода, остальные ужинающие оценили устроенное ей представление и так же громко смеялись над моей неуклюжестью. Я перевёл ошарашенный взгляд на Лену, застывшую, как статуя, посреди столовой. Она стояла, беспомощно опустив руки, словно марионетка с обрезанными нитями. На белоснежной форменной рубашке медленно расплывалось предательское пятно от чая, делая ткань полупрозрачной. Губы её дрожали, а в широко распахнутых глазах застыл такой неприкрытый ужас, что у меня защемило сердце. Смех вокруг становился всё громче, превращаясь в какофонию злорадства. Стены столовой издевательски отражали эти звуки, усиливая их многократно. «Почему же всякие нелепости случаются именно с теми, кто наиболее уязвим?» Внутри поднималась волна горечи и стыда. Не за себя – за всех нас, превративших чужую неловкость в жестокое развлечение. Первая слеза скатилась по щеке Лены, и это стало последней каплей.
