Фронт. 1941—1945 - страница 3

И когда лейтенант Чураков после построения уже новой 14-й роты дал команду: «Сержант Пергунов, принимайте взвод!» Я встретил удивленные, пренебрежительные взоры 40 человек в строю. Я принимал их уже в роли помощника командира взвода. Мне в то время было 18 лет и 5 месяцев от роду. Заметив их замешательство, Чураков произнес: «Вы напрасно так недружелюбно встречаете сержанта Пергунова, он вас многому научит, это самый, может быть, подготовленный командир в нашем батальоне»!

После моей четкой, звонкой команды они нехотя подтянулись в стойке «Смирно!» Я прочитал им приказ о назначении командиров отделений, познакомил с командиром взвода и по пути следования строем в баню на санобработку дал пару команд: «Строем, марш!» и «Запевай!» Получил слабые ответы. Они плохо ходили строем и не умели петь строевые песни. Я спокойно рассказывал, пока мы шли, об учебе, о бригаде, о полке, батальоне и роте. Я понял, что мне предстоит преодолевать сопротивление дальневосточников.

Получив боевую закалку при первом выпуске курсантов, я чувствовал свои резервы. Я хорошо знал стрелковое оружие (автомат ППШ, винтовку и ПТР^>41), отлично стрелял на стрельбах, владел знанием боевых уставов, потому чувствовал себя уверенно.

После санобработки, стрижки волос, переобмундирование в такую одежду, как и у нас, у них изменился вид и они выглядели значительно скромнее. И уже при построении после санпропускника вели сея спокойнее. При следовании в расположение роты, я сделал запев:

Появилось оживление, кое-кто начал петь, но остальные молчали. В расположении роты перед строем я рассказ о распорядке дня, форме обучения и предупредил о жесткости соблюдения дисциплины.

На вопрос бывшего старшины Полевого, ныне уже командира отделения: «Расскажите о себе» Я рассказал кое-то, а упоминание о среднетехническом образовании, произвело на них впечатление. До отбоя взвод знакомился с казармой, нарами, осваивал операцию наматывания обмоток^>42), подшивал подворотники43), строем ходил на ужин и др. А назавтра – первый подъем нового для меня подразделения, а для них – нового командира.

Первый выпуск, в котором и я был, прошел для меня как-то

непонятно. Здесь же с новым коллективом я получил интерес и активно включился в работу. Занятия проходили напряженно, но полезно. Даже из 3-линейной, образца 1891—1930 годов, винтовки я извлек пользу: ввел упражнение по сборке и разборке винтовки во времени. В начале сам установил скорость 7 минут, затем по часам (брал их у Бурмистрова) давал это упражнение курсантам. Многие не справлялись. Я добивался успеха повторением команды.

Так было и по освоению других видов оружия. А уж ПТР, наше главное оружие, противотанкистов, я требовал знать на «зубок»! На полевых занятиях и зимой, и весной показывал упражнения по преодолению препятствий – перепрыгивание через ров, преодоление дистанции по пластунски, а затем требовал их исполнения от курсантов. Строевую подготовку я не считал серьезным предметом, но для авторитета подразделения тоже уделял ей внимание. По пути следования я часто давал команды «Строевым!», «Запевай!».

Предложил курсантам новую строевую песню «Священная война». Сам напел ее, продиктовал слова и мы эту песню освоили. Были у нас ротные и батальонные построения, типа «парада», «смотра». При батальонном построении ко мне часто подходил комбат Лукин и спрашивал: «Ну как, Боря, споем!» Я молча кивал головой. Тогда он, уже при движении строя громко объявлял: «Запевает, сержант Пергунов!» И под мой запев строй в 500—600 голосов под шаговую команду раз, два, три подхватывал песню: