Фронтовой дневник (1942–1945) - страница 5

Все вместе, за исключением Гринева, пьяницы, картежники, проходимцы, транжирившие партизанскую продовольственную базу Краснодарского куста и, по-моему, скрывавшиеся от мобилизации под видом партизанской деятельности.

18 августа 1942 г.

Враг приближался к городу. Ростов, Новочеркасск, Батайск были сданы. Вскоре стали носиться слухи, что враг уже занял Кущевку9. В последних числах июля ночью внезапно подразделение истребительного батальона было переведено за город. Бродили целую ночь. К утру заняли рубеж.

За сутки рубеж меняли трижды, наконец, закрепились на территории колхоза «1‑я пятилетка». Сидели в окопах. Питались свиньями, которых было брошено много. Ели помидоры, арбузы, дыни.

Враг приближался к городу. Ейск горел, т. к. в нем взрывали различные объекты10. Нас как будто бы влили в батальон морской пехоты. В ночь с 6 на 7 августа в 7 км от города разгорелся бой с немцами, появившимися на автомашинах. Часть из них была перебита, двое захвачено в плен, остальные отогнаны на 6 км от загоревшегося селения Широчанка11, к селению Александровка12.

Наша часть в бою не участвовала, т. к. мы занимали 2‑ю или 3‑ю линию обороны. Только наш кавалерийский отряд был послан для патрулирования и связи. По дороге произошло несчастье. Политрук Свищев подорвался на собственных гранатах от неосторожного обращения. Гранаты были на боевом взводе с запалами. Политрука и его лошадь разорвало на части. Был легко ранен осколками один из бойцов (Тельнов).

7 августа несколько часов с группой товарищей я был в опустевшем городе. Семья бросила квартиру. Настроение жуткое. Знакомые угостили меня какой-то 60° наливкой. Я опьянел.

Вечером внезапно стали отходить. Обоз у нас был большой. Автомашины и подводы. Ехали всю ночь. Перед отходом приказано было взорвать колхозные конюшни и поджечь сено. Пламя от горевшего сена было видно всю ночь. В темноте раздавался грохот выстрелов морской артиллерии, бившей через город по наступавшим немцам. В ночь на 9 августа немцы заняли Ейск.

Утром мы были на Ясенской переправе13. Переправлялись с большим трудом, т. к. ранее уходившая часть уничтожила средства переправы. Шли 12 км пешком по косе у моря. В мои разорванные ботинки сыпался песок и мелкая ракушка. Ноги я скоро натер, и идти было невозможно. Двое суток сидели в селе Морозовка, у переправы. Вражеский разведчик-самолет обстреливал из пулемета. Никто не был ранен.

Вечером двинулись на Ахтари14, т. к. немцы уже были на переправе. По дороге на мине подорвался ординарец комиссара, т. к. кювет был какой-то частью минирован, а мы не были поставлены в известность. Ординарцу Буряку оторвало ногу и тяжело ранило в другие места. В дальнейшем он умер, и был брошен в море.

На пристань прибыли поздно. В темноте творилось что-то невообразимое с посадкой. Пришлось бросить машины, подводы, лошадей и питание. Сели не все. Заболел и отстал мой командир взвода Сапитон. Целую ночь кружились у пристани, пересаживаясь с катера на катер, т. к. два из них оказались неисправными.

Была сильная качка, и по дороге многие страдали морской болезнью. У меня кружилась голова, я чувствовал себя посредственно. По дороге дважды подвергались бомбежке. Бомбы не попали ни в катер, ни в баржу. Хорошо работали на катере и барже зенитки и пулеметы, не давая слишком бесцеремонно вести себя фашистскому налетчику.

В Темрюке15 встретили часть своих товарищей, прибывших раньше. Они сообщили, что наш 3‑й взвод уже отправлен за 9 км в оборону. Нас тоже посылали, но комбат отказался и послал 3 бойцов за третьим взводом. Решили двигаться утром по направлению к Новороссийску. Через некоторое время решение было изменено. Мы погрузились на катер и баржу и в темноте двинулись вверх по реке Кубани. Плыли долго и неудачно. Прошли не более 7 км и чуть не разбили баржу, т. к. рулевого не было и кто-то все командовал: «От себя, на себя, прямо!»