- Я очень быстро соберусь,- обещаю я. Его слова о том, что маленькой девочке плохо, подстегивают словно раскаленные розги. Я не успею сделать ее счастливой за неделю, и очень боюсь этого. Зато я смогу сама хоть ненадолго стать нужной. Это эгоизм, наверное, но мне так хочется побыть для малышки хотя бы просто няней, ведь большего мне не дано.
Макар Ярцев
Я вышел к машине, сгреб в ладонь пригоршню снега и приложил к огромной шишке на лбу. Уселся на обледеневшую скамейку, пытаясь хоть немного привести в порядок распаленный злостью мозг. На черта я согласился на это идиотское пари? Эта дурная баба чуть к праотцам меня не отправила, точнее ее подружки ведьмы. Но она и сама хаос: пухлый, курносый, совершенно неуправляемый. Супергероиха, со взглядом больной собачки, так кажется сказал Борька. Нет, она смотрит не как затравленная зверушка. Совсем даже. Заставляет меня чувствовать себя полным кретином и это страшно бесит.
- Я готова,- тихий голос за моей спиной кажется оглушительным выстрелом царь –пушки, заставляет вздрогнуть. И, честно говоря, я бы с удовольствием сейчас сорвался в бодрый галоп.- Зря вы сидите на льду. Это вредно для мужского здоровья, да и вообще...
- Ты вроде не желала приглядывать за мной,- расцветаю в ухмылке. Надо же, как у нее только получается делать из меня круглого дурака. Одним только словом эта «булка» с губами в форме банта, превращает всесильного меня в осла. – И что тебе мое здоровье мужскоееее? Или ты попробовать его хочешь? Так я против. Мое эго не вынесет такое количество бабятины.
- Поехали к Маришке,- она краснеет. Наливается, становясь похожей на веснушчатую свеклу, и ей кстати очень это идет. Девке обидно до одури. Но реакции нет. А мне бы очень хотелось ее увидеть.
- Я тебя обидел?
- С чего вы взяли? - дергает плечом, затянутым в дешевую курточку.- Я давно научилась не реагировать на дураков и зажравшихся мальчиков, считающих себя пупами земли. Но при этом скрывающих за идиотской бравадой свое недовеличие. Вы ведь несчастный, одинокий и мне вас жаль.
- Ты сейчас похожа на боевого ежа,- ухмыляюсь, но в душе творится безумие. Она ведь попала в яблочко, только вот я ненавижу жалость. И эту толстуху наглую тоже ненавижу. Я хоть дочери нужен. К меня есть самая лучшая на свете Маришка, куча денег, положение в обществе и окружение, позволяющее мне быть собой. А меня жалеет дура, у которой кроме маленькой квартирки в дешевом доме и чокнутых подруг никого и ничего нет.
Вера идет к машине, слегка согнувшись под тяжестью небольшого саквояжа. Первый порыв помочь ей гашу сразу. Она обслуга, я царь в нашем ненормальном, навязанном мне тандеме. Пожалела она меня, сука. Мне не нужно ее глупое сострадание. Через неделю дам ей пинка под отбитый зад и забуду как страшный сон.
До дома матери доезжаем молча. Она смотрит в окно, кусает губу и тихо скрипит по стеклу пальцем, словно рисуя какие – то узоры. Она не некрасива. Зря Борька ей прилепил клеймо уродины: нос чуть вздернутый, мягкий подбородок, смешные щеки, на которых проступают ямочки, даже когда Вера не улыбается, губы эти ее розовые замечательные и россыпь веснушек. Все это делает ее миленькой, даже приятной, но какой – то блеклой. Может просто отсутствие косметики и глаза, реально какие – то больные сказываются на общем восприятии. Прическа растрепанная, торчащая во все стороны пружинками рыжих кудрей. Странная, но мне кажется, что я знаю ее очень давно. И не шапочно. А вот так, будто прожил с ней несколько долгих лет.
