Наши суждения могут быть или верны, или ложны, но не могут быть верны наполовину. Если бы они были случайно верны, то имели бы убедительность лишь для одного лица, их нашедшего, и лишь для одного момента; но даже это лицо и в этот момент не могло быть убеждено в верности суждения.
Сам Конт, понимая, что своими положениями разрушает «всякую основательность наших мнений», думает избежать абсолютного скептицизма, необходимо вытекающего из его положений, признавая, что единство понятий устанавливается в результате сходства человеческой организации и одинаковости среды, но эта поправка не изменяет дела, ибо также отрицает понимание вообще.
Одинаковость среды и сходство организации указывают лишь на сходство впечатлений, могут объяснить сходство представлений ума о предметах, но не могут объяснить тождественности хотя бы одного суждения, одинакового у всех людей. Одинаковость среды определяет тождественность предметов, на которые может направляться познавательная способность человека, но тождественность основоположений всякого ума невозможно объяснить сходством человеческой организации, а без тождественности основоположений, аксиом, к которым должно быть сводимо всякое суждение, немыслимо понимание ни предметов, ни суждений людей.
Понимание вообще обусловливается тем, что мы одну и ту же способность, действующую всегда на одинаковых основаниях, направляем на различные предметы, определяя целостно и однообразно их отношения друг к другу, а понимание людей между собой определяется лишь тождественностью этой способности у всех. Различие мнений людей объясняется не различием их способностей, но недостаточностью оснований в суждениях.
Стараясь добиться согласия, мы возводим суждение к одним общим для всех основаниям, ибо само понимание обусловливается существованием единой истины, как един ум, так что истина субъективно есть полная и необходимая убедительность ума в чем-либо; объективно она есть согласие предмета с суждением. Полное согласие с тем, что необходимо убедительно для одного, с такою же убедительностью необходимо для всех, указывает на то, что познавательная способность безлична. «Жалкий дикарь, видевший мало вещей и имеющий еще менее понятий, однако составляет их не иным путем, чем и глубочайший философ. Дикарь, самостоятельно думающий, есть существо более мыслящее, чем те ученые, которые лишь повторяют за другими»[17].
Но единство духовных способностей, как свидетельствует история народов и индивидов, не исключает бесконечного разнообразия в проявлениях духовной жизни. Источником этого разнообразия, снова повторяем мы, является не разнообразие оснований, но лишь бесконечное содержание, заключенное в духе, которое в его целости не могут исчерпать не только индивиды, но и народы. Разнообразие в духовном характере народов объясняется тем, что один народ развивает по преимуществу одну сторону человеческого духа, другой – другую, причем на этих сторонах сосредоточивает почти все свое внимание.
Здесь единство человеческого духа в своих основаниях обнаруживается в том, что один народ принимает стремления и результаты другого народа, хотя в его сфере и не может возвыситься до его результатов. Мы восхищаемся греческой красотой, точностью определений римского права, непреклонной логикой индийских философских систем, нравственным изречением китайских основных книг, и этот факт доказывает, что все народы выступают только выразителями разных сторон человеческого духа, одинакового в своих основаниях. В противном случае народы не только не могли бы восхищаться и подражать духовной деятельности один другого, но даже понимать ее.
