Фундаментальные основы права. Компаративистика в юриспруденции. - страница 13

Наконец, идея истинного приходит к нам от понимания отношения предмета ко всей целостности явлений. Прежде чем дух начинает действовать, для него уже существует истинное в том, что невольно вызывает его согласие. Безусловные истины только те, как справедливо замечает Кант, которые мы знаем a priori, до опыта; наоборот, всякое знание получаемое нами из опыта, условно, следовательно, типичная идея истины никогда не могла бы получиться из опыта, так как всякое знание из опыта условно.

Другие основные идей человека, относящиеся к предмету нашего исследования, Конт или совсем выкидывает или объясняет их также своеобразно. «Слово “право” – утверждает Конт, – должно быть удалено из истинного политического языка, как и слово “причина” из языка философского: из этих двух теолого-метафизических понятий одно отныне безнравственно и анархично (право), другое – нерационально»[22]. Для определения отношения членов общества между собой он считает вполне достаточной идею обязанности, которую выводит из подчинения рассудка сердцу. Позитивизм, по словам Конта, воздвигает фундаментальную догму, одновременно философскую и политическую, а именно: постепенное преобладание сердца над умом. «Ум назначен не царствовать, а служить; когда он стремится к господству, он поступает на службу личности, вместо того чтобы помочь развитию общественности»[23].

Возникновение идеи Божества Конт объясняет потребностью неразвитого научно духа в цельном миросозерцании в силу нелепого искания причин.

Вычеркнуть идею права из лексикона – не значит вычеркнуть ее из человеческой души. Объяснив идею добра из опытного понятия пользы, Конт исключил все источники для объяснения идеи права из опыта; он был вынужден отбросить ее. Вообще все эмпиристы затрудняются объяснить опытно происхождение идей добра и права, находя в опыте только одно понятие пользы, которое с различными натяжками еще можно употребить для объяснения одной из этих идей; но тогда остается затруднение, как объяснить другую. Смешно находить предлог для вычеркивания идеи права в том, что она будто производит анархию, когда как только она в состоянии внести порядок в общество. Идея обязанности теряет всякое содержание и смысл без соответствующей ей идеи права. Они – сиамские близнецы, причем смерть одной, из них вызывает смерть другой. Именно идея обязанности внесет полную анархию в общество, если удалить идею права, ибо тогда в обществе не может установиться ни одно определенное отношение и явится полная анархия, анархия абсолютная.

Столь же мало можно объяснить идею долга «логикой сердца». В сердце не содержится никакой логики. Оно в состоянии лишь отражать впечатления душевной жизни, мира идей. Человек мало нравственно-развитой, т. е. тот, кто мало развивал в себе идею добра, будет хладнокровно смотреть на самые возмутительные жизненные явления. Чувствительность не развивается в сердце ужасными явлениями, а притупляется, о чем свидетельствует ежедневный опыт, тогда как если б сердце имело логику, оно поступало бы наоборот. Воспитание в себе нравственных идей развивает нежность сердца, т. е. не первое происходит из последнего, а последнее из первого.

Источник идеи Бога нельзя искать в потребности стройного миросозерцания. Она исчезает и тогда, когда эта стройность становится возможной, и другим путем, навсегда оставаясь присущей душе как интуитивно, так и тогда, когда мы предаемся размышлениям. Невозможно истребить ее в душе, как и идею причинности, не погружаясь в совершенный хаос явлений, в котором перестает существовать какая-либо точка опоры. Логически, последовательно отринуть понятие причинности – это значит прийти не к позитивизму мышления, а к абсолютному скептицизму, к хаосу мысли, которому можно найти подобие в хаосе общества, построенного на идее обязанности.