«Правом, – утверждает Милль, – называется все, что общество должно мне гарантировать. Если спросят, почему должно, то я не смогу назвать никаких других причин, кроме общей пользы». Таким образом Милль соединяет с общей пользой идею обязанности – два начала, которые в нашей душе соединяются лишь тогда, когда мы признаем идею обязанности вообще, но полезное в нашей душе для нас необязательно.
Милль сознает, что здесь чего-то недостает: «Если, – говорит он, – такое определение не объясняет достаточно ни силы обязанности, ни особенной энергии чувства, то это происходит от того, что в понятие справедливости у Милля она тождественна с правом – входит не только разумный, но и животный элемент – жажда мести»[64]. Здесь Милль дошел до такого пункта, что каждому нужно предоставить право судить, насколько «жажда мести» пополняет недостающее в его теории звено – элемент обязанности.
В том же роде доказательства Бентама. Для Бентама право есть не что иное, как установление государства. «Запрещение действия есть то, что называется преступлением; чтобы уважали эти запрещения, необходимо было установить наказание». Но, возражают Бентаму, почему можно запрещать некоторые действия и считать их преступлениями?
Действительно, если мы отвергнем идею права, то все действия становятся безразличными.
В знаменитой трагедии Шекспира «Отелло» служанка Эмилия говорит Дездемоне, что если бы ей дали в обладание мир, то она бы не стеснялась добром и злом, а установила бы считать добром то, что ей приятно. Но Бентам не так откровенен, как Эмилия, и отвечает на эти возражения весьма туманно: «Что за вопрос? Разве с этим не согласны все? Нужно ли трудиться обосновывать признанную истину – истину, так прочно утвержденную в умах людей?»[65]. Но в том и вопрос: откуда взялось согласие всех в отношении преступности некоторых действий, если не из идеи права?
1.3. Воззрения шотландских мыслителей
Рассмотрим еще одно направление в исследовании вопроса о источниках нравственных идей человека. Шотландские мыслители источником нравственных начал считали не прирожденные идеи и не опыт, но прирожденное нравственное чувство. Шотландская школа, если ее основания и ошибочны, по нашему мнению, заслуживает внимания хотя бы потому, что указала на другой источник, оказывающий, без сомнения, влияние как на наши действия, так и на предложения к действию известным образом.
Замечательными представителями этого направления, родоначальником которого был известный английский писатель А.Э. Шефстбери, были: Гутчисон, Адам Смит и Дэвид Юм.
«Наши внешние чувства, – утверждает Гутчисон, – приносят нам представление об удовольствии и страдании и дают, вероятно, первые понятия о добре и зле, счастии и бедствии. Но мы владеем другой естественной силой представления – внутренним чувством – восприятием или сознанием всех действий, страстей, и изменений души, посредством которого ее собственные представления, приговоры, заключения, склонности и ощущения становятся сами предметом рассмотрения. Эти оба способа представленной силы, чувственные ощущения и сознание привносят в душу предметы, подлежащие ее рассмотрению. Все наши первые и непосредственные понятия возникли из этих двух источников… Наши внутренние побуждения действуют на волю, но эти побуждения состоят лишь в поиске собственного благополучия. Внутренний анализ указывает, что в нас есть – в различных степенях – желание блага всем другим людям, без всякого отношения к нашему собственному благополучию»
