– Михаэль, – Минотавр удовлетворенно снял с меня мерки. – Ариадна. А вот ты как раз кстати.
Фиц тут же подался к нему.
– Обержин мертв.
Минотавр и бровью не повел.
– Бывает.
Из-за его плеча показалась девушка в линялом дождевике. Он был ей так велик, что походил на туристическую палатку. Минотавр проследил за моим взглядом и хохотнул – он обладал зверским, но крайне извращенным чутьем на то, кто, зачем и на кого смотрел.
– Подглядывание в чужие окна свидетельствует о крайней степени одиночества, ребенок.
– Это дверь, – нашелся я. – Открытая дверь.
Девушка вышла на свет. У нее были тяжелые, как листы платины, белые волосы и совершенно пустое лицо. В нем ничего не привлекало, не выделялось, кроме, пожалуй, черных птичьих глаз. Но даже и они не смотрели – просто были.
Минотавр рывком расправил нейлоновый капюшон. Тень хлынула незнакомке на лицо, обращая его к полу.
– Фиц, выведи мою таинственную гостью во внутренний двор, и, – его голос недвусмысленно обострился, – спокойной ночи.
Тот встрепенулся:
– Нет, погоди, нам надо…
– Отдохнуть, – перебил Минотавр. – Ты прав. Нам всем следует хорошенько выспаться.
Фиц скользнул по мне умоляющим взглядом. Я сочувственно покачал головой. Слухи о моем влиянии на Минотавра были сильно преувеличены. Отговаривать, упрашивать, вразумлять его было все равно что стрелять по солнцу.
– Перфаворе. – Тот вздернул бровь. – Ну.
Фиц сдался и молча кивнул.
Я поглядел платиновой девушке вслед. Она казалась странной, но не более. Вероятно, она даже не была человеком, но это считалось нормальным среди Минотавровых гостей. Лишь когда вдалеке захлопнулась дверь, он устало посерьезнел и шагнул к Ариадне. Та отвела контейнер за спину.
– Почему ты не отвечал?
Минотавр пожал плечами.
– Понятия не имею, где смартфон.
– Это не так, – сказала она.
– Это не так, – согласился он.
Они смотрели друг на друга вплотную, бесстрастно. Я был уверен, что Минотавр ее передразнивал.
– Отдай контейнер, – вкрадчиво попросил он. – Или уж обнимай. А то пауза начинает быть томной.
Я вздохнул и первым зашел внутрь.
В библиографию Хемингуэя на комоде идейно вписывались две ополовиненные бутылки: односолодовый «Приятель из Бригадуна», коллекционный «Генрих Восьмой» (выпуск с Анной Болейн). Еще ведерко со льдом и графин, полный апельсиновой кожуры, – классический Минотавров натюрморт был освещен одиноким торшером в углу комнаты и парой настольных ламп, плотно обклеенных стикерами. Других источников света в мансарде не водилось.
То, что Минотавру нужен был отдых, я понял еще до отъезда. По тому, как он поставил контейнер перед нами, а нас перед фактом – заливая кофе вискарем. Не-могли-бы-вы, часок-туда-обратно, сущий-пустяк; только радиационный фон вокруг него рос пропорционально уровню алкоголя в стакане. Обычно это значило, что силы у Минотавра закончились, а предыдущий день еще нет.
– Как вам современное искусство? – поинтересовался он, закрывая дверь. – Слышал, не обошлось без перформанса.
– Как давно ты знаешь, что Обержин мертв? – спросила Ариадна.
Мы сели напротив массивного, занимавшего четверть мансарды стола, раскинувшегося красноречивой диорамой «как сложно быть главным всего (!) в тридцать пять». Он был заставлен тарелками, усыпан бумагами, завален пустыми коробками, в основном из-под еды, но среди мусора я все равно заметил «атлас». Даже с моего места на включенном планшете можно было различить карту и расстояние – в пульсирующей рамке под четырехзначным номером. Полтора метра до.
