Когда все закончилось, Даниэль прижал Сольвейг к себе. Она ощущала, как вздымается и опускается его грудь. Они склеились, точно карамельки, забытые в кармане пальто. Автомобиль остановился, из него выскочил взволнованный водитель.
– Госпожа, господин, вы в порядке?!
– Да… кажется…
– Простите, я чуть было…
– В этом нет вашей вины, – пробормотала Сольвейг. Теплые руки Даниэля поглаживали ее спину.
Водитель поохал немного и отбыл, оставив парочку под сенью каштана. Сольвейг не хотела покидать уютные объятия Даниэля. Сердце отбивало чечетку, воскрешая позабытое чувство быстротечности жизни.
– Вы запамятовали, что я бессмертна, – наконец сказала она, отстранившись.
– Верно, – губы Даниэля тронула легкая улыбка. – В таком случае в следующий раз я не стану спасать вас, леди.
– И все же я чувствую боль, – Сольвейг заглянула ему в глаза. Несмотря на обилие света, они сделались пасмурными.
Он обеими руками схватил ее ладонь, став при этом чрезвычайно серьезным.
– Едем со мной.
Сольвейг обдало жаром, кровь застучала в висках. Язык отсох, оставив ее безмолвной, будто в худшем из ночных кошмаров. В ворохе мыслей вдруг отчетливо послышался голос Илии: «Госпожица наедине с молодым господином».
– Но что скажут люди? – Сольвейг не придумала ничего лучше.
– Разве вас беспокоит это? – Даниэль был по-настоящему взволнован. – К тому же мои намерения чисты, я зову вас как друг.
– Я не сомневаюсь в чистоте ваших намерений, но здесь вся моя жизнь.
– Вы правда считаете, что здесь вся, – он выделил это слово, – ваша жизнь?
Сольвейг высвободила руку и пристыженно отвернулась.
– Я не знаю… я не…
– Я не тороплю вас, Сольвейг, – он впервые произнес ее имя. В его устах оно прозвучало как вызов.
– Я должна идти… – и она сбежала, оставив Даниэля в смятении и одиночестве.
Он долго смотрел ей вслед, а после побрел, сам не зная куда. Незнакомые улочки сменяли одна другую, запутывая клубок чувств. Даниэль не собирался предлагать Сольвейг побег, но слова вырвались против его воли – водоворот, уносящий дальше в океан. «Вы запамятовали, что я бессмертна». Бессмертна. В отличие от него. Бессмертна. Но так печальна. Мушка, застывшая в янтаре. Памятный сувенир на полке. Даниэль хотел подарить ей свободу с той самой секунды, как увидел впервые.
Ноги привели его в узкий проулок, тенистую аллею, которая затерялась в листве. Впереди, похожий на розовый бутон, маячил домик. Ведомый любопытством, Даниэль подошел ближе. Его заинтересовала табличка на двери. Разглядывая ее, Даниэль не заметил, как в распахнутое окно выглянул хозяин:
– А я ждал вас, – сказал он. – Да, ждал.
– Меня?! – Даниэль немало удивился.
– Всякого, кто забредет сюда, случайно или намеренно, – хозяин проворно распахнул дверь. – Проходите, не стесняйтесь. Расскажите, что вас привело.
Даниэль почесал в затылке, потоптался у порога и наконец решился. Запустил руку в нагрудный карман, нащупав сухую бумагу конверта, который хранил память о самой глубокой из когда-либо нанесенных ран. В конце концов, чтобы подарить свободу, нужно обрести ее самому.
* * *
«Фургончик» был подозрительно пуст, будто мир за порогом перестал существовать. Ни одна живая душа не могла помешать или помочь Сольвейг. В ее голове роились сомнения и страхи, сонмы голосов, лиц и личин. Чтобы унять круговерть, она потянулась было к колоде, но внимание привлекла иная карта. Кнопка, что держала ее, отвалилась, и старинная карта мира с тихим шелестом упала на пол.
