Тоннар нетерпеливо оглянулся на него через плечо.
– Я есть хочу, – жалобно протянул он. – Поехали.
Из-под ног его коня, прямо из земли, рванулась невиданная тварь.
Громадина, с телегу ростом, была покрыта блестящей, скользкой на вид чешуей или подобием брони. Ноги – множество ног – походили на рачьи, и огромные клешни щелкали, как клешни омара, а в глубоких провалах невиданной чешуи поблескивали глазки.
И какая силища!
Кестус и крикнуть не успел, как она отхватила коню Тоннара ноги.
Конь повалился, дико заржав и заливаясь кровью. Кестус слышал, как хрустнули кости придавленного им Тоннара. Тот страдальчески взвизгнул – и еще визжал, когда другая клешня чудовища вспорола ему живот вместе с кольчугой, выпустив кишки на холодный воздух.
В голове ошарашенного Кестуса мелькнула полубезумная мысль: «Даже умереть молча не может!»
Тварь раздирала лошадь на части быстрыми, уверенными движениями усердного мясника.
Взгляд Кестуса сам собой обратился к Юлию. Командир медленно обернул к ним лицо и широко разинул рот.
И завопил. В оглушительном вопле не было ничего человеческого. В нем звенел металл, звук резал ухо, от него сводило челюсти, от него кони заплясали, вскидывая головы и в ужасе закатывая глаза.
Вопль замер.
И тотчас весь лес наполнился шорохами.
Ивар, вскинув руки, отбросил капюшон, чтобы лучше слышать. Шуршало со всех сторон, потрескивали раздавленные листья, шелестела палая хвоя, что-то волочилось по ней, хрустя сучками, шишками, ветками. Каждый звук был немногим громче шепота, но звуков этих были тысячи.
Словно весь лес обернулся огромным костром.
– Великие фурии! – выдохнул Ивар. – Кровавые во́роны!
Он круглыми глазами, побелев от ужаса, глянул на Кестуса и развернул коня.
– Не спрашивай! – прорычал он. – Беги. Беги!
И сделал, как сказал, пустив коня вскачь.
Кестус, оторвав взгляд от пустоглазой твари, что раньше была его командиром, послал коня вслед за Иваром.
На скаку он замечал… что-то.
Что-то двигалось по лесу, двигалось вместе с ним, почти неразличимыми тенями в сгущавшейся темноте. Тени были не человеческие. Кестус в жизни не видел ничего подобного. Сердце у него заходилось от дикого нутряного ужаса, и он кричал на коня, понукая его скакать все быстрее.
Такая скачка – сквозь лес, в густой темноте – безумие. Поваленный ствол, низкая ветка, выступающий корень – тысячи самых обыкновенных вещей ночью становятся смертельно опасными для налетевшего на них человека или коня.
Но твари приближались, настигали, теснили с боков, и Кестус понимал, что́ это значит. Шла охота, стая гнала их, как оленей, двигаясь сообща, чтобы свалить добычу. Ужас, исходящий от этих охотников, лишил его рассудка. Осталось одно желание – чтобы конь скакал еще быстрее.
Ивар с плеском перепрыгнул ручей и резко свернул, направив коня в колючую чащу. Кестус не отставал от него. Прорываясь сквозь заросли, рвавшие шипами кожу и шкуры коней, Ивар запустил руку в поясной кошель, извлек шарик, как будто отлитый из черного стекла. Пробормотав несколько слов, он развернулся в седле, крикнул: «Пригнись!» – и швырнул шар за спину Кестуса.
Тот пригнулся. Шарик, мелькнув над его ссутуленными плечами, канул в темноту.
Разом полыхнул свет, заревело пламя. Бросив взгляд назад, Кестус увидел охвативший чащу пожар – такой бывает только от огненных фурий. Огонь волнами разливался во все стороны, поджигал горючую лесную подстилку – и двигался быстро. Быстрее их коней.
