Глава 7. Хасапико*
– Она не придет… – не без сожаления сообщил Линос другу. Новобранцев провожало на фронт все дружное село. Все, да не все. Катерина не пришла. У нее не оказалось ни времени, ни желания. – Да не расстраивайся ты так. Нашел с кого сохнуть! Вот вернешься с Военным крестом, она на задних лапках сама к тебе прибежит.
– Не прибежит… – усомнился Адонис, машинально вытерев слепому отцу губы, с которых свисала капелька оливкового масла.
–
Как мы здесь без тебя? – рыдала мать.
– Мама, всех забирают. – отрезал Адонис. И тут же заметил уныние и печаль на лице брата-инвалида. По его выражению лица всегда трудно было определить эмоцию. Но теперь она легко угадывалась. Тот молчал как всегда, но глаза его сегодня горели от бессилия и злобы, словно он тоже хотел встать в строй. Пусть даже не в такой красивой форме, без красного фареона эвзона, но рядом с любимым братом. Возможно, в бою и он бы пригодился.
– У тебя на иждивении считай два калеки и престарелая мать. – напомнила женщина, – Могли бы тебя не призывать.
– Мама, я не могу быть в стороне, когда такое. Как ты можешь? Грецию топчет сапог захватчика. Хочешь, чтобы они пришли и на Крит? – разозлился Адонис, но тут же сменил тон, – Отец Георгиос подарил нам козу в счет оплаты. А мельник сказал, что будет подбрасывать муки. Дрова я заготовил на всю зиму, а последний улов обменял на бурдюк с маслом. К тому же вот староста, кириос Ксенофонт, сама слышала, что сказал. Семьи солдат не оставят без попечения. Теперь это забота общины. Скоро разобьем фашистов и вернемся с победой.
Вдруг зазвучала критская лира. Первыми на танец «Хасапико» вышли подвыпившие ветераны, к ним присоединились новоиспеченные эвзоны.
Адонис встал в первую шеренгу танцующих и влился в синхронный шаг.
Они не могли проиграть. Ведь они умели так слаженно двигаться в такт струнному инструменту и благодаря заложенному с детства чувству ритма. В этом танце чувствовалось единение народа перед общей угрозой.
Все как один. Опираясь на плечи друг друга. Вместе за свободу.
Звучали тосты. Разливали ракию, на тарелках не смотря на войну было много мяса, хлеба, овощей и сыра, кускового и рассыпного. Люди не поскупились. Они провожали на войну самое дорогое, что было в их семьях – своих детей. И они надеялись не столько на победу, сколько на милость Бога, чтобы Он оставил их сыновей живыми.
На голове кириоса Ксенофонта был сарики, вязаный крючком черный платок с бахромой. Старики одевали его всякий раз во время скорби.
Он многозначительно кивал головой, поддерживая тостующих. Здесь говорили о родине, о том, что англичане и австралийцы слишком беспардонно относятся к местным, видя в них лишь рабсилу по рытью окопов у аэродромов, но что это надо терпеть во имя общей победы над безжалостными немцами, которые переняли от турок их жестоковыйный нрав и пришли на греческую землю без приглашения. А значит, будут разбиты, так или иначе. Ценой жертв и лишений народа, конечно. Но такова цена любой победы.
– Ты принес то, что я просил? – напомнил брату Катерины о своей просьбе Адонис.
– Да! – ответил друг, – Удалось стащить у отца только один лист и конверт? Лист я пополам разделил, мне тоже кое-что нужно нарисовать. А ты обещал мне фарион и нарисовать дорогу.
– Держи фарион… – Адонис протянул Линосу красный берет с кисточкой, и тот, оглянувшись по сторонам, засунул его за пазуху, – Что нарисовать?
