– Красиво, да? Я там не был, туда простых не пускают, но издалека здорово красиво!
– Да, очень, – согласилась я.
За спиной зашушукались капустницы. Ну и пусть шепчутся, небось на их изможденные прелести никто не польстился!
– Я вот смотрю – такая красивая девушка… И одна. Есть у вас кавалер? – прогудел он над ухом.
– Не понимаю, какое это имеет значение.
– Ну как же? – он по-детски надул щеки. – Я вот тоже один, а весной каждый ищет пару, как говаривал мой папаша – каждая щепка на щепку лезет… Ой, простите, мадмуазель, папаша мой был человек неученый…
– Был? – я присмотрелась повнимательней к его густым, давно не мытым волосам и широким ссутуленным плечам. – Он умер?
– Да, оспа, – вздохнул парень. – Меня Жиль зовут.
– А меня Николь, – сказала я, не дожидаясь вопроса.
– Красивое имя… – он мечтательно зажмурился. – И сама ты красивая. Словно ангел!
Мы помолчали, но уже словно вместе, а не по отдельности. Видимо, сочтя что формальности соблюдены, он потянулся обнять меня за плечи. Еще чего! Правильно истолковав мое фырканье, он убрал руки и снова замолчал, улыбаясь. Солнце припекало. От бревен поднимался пьянящий дух соснового бора, внизу лениво шлепала вода. Я закрыла глаза и почувствовала, как его рука, едва касаясь, медленно движется к моему бедру. Вот его пальцы коснулись моих. Тепло и противно. Тут сзади хрустнуло, раздался неразборчивый вскрик.
Парень вскочил на ноги и вдруг махнул через бревна одним прыжком. Очутившись на песке, он помчался во всю прыть и успел скрыться под мостом, пока я поняла, что замшевого кошелька, который я все это время сжимала в руке, больше нет. Кулак пуст. И нет никаких сомнений, у кого сейчас находится подарок тети Люсиль.
Слез у меня уже не осталось, я зажала рот рукой, сдерживая хихиканье. Сегодня мне везет, как висельнику с Гревской площади!
– Мадмуазель, мы вам кричали, – раздался сзади комариный писк. Девчушка-капустница с сочувствием смотрела на меня, нахмурив то место, где у людей брови. – Но он тоже услышал…
– Спасибо, – вздохнула я. – Сама виновата, нечего было зевать.
– Как же вы теперь домой доберетесь? – от вопроса этой пигалицы мне стало нехорошо: скоро стемнеет, кучер не нашел меня и наверняка уехал, как я доберусь до улицы Турнон?
Капуцины уже ушли, парочки, что миловалась в укромном уголке, тоже нет, лишь возчики, хмурясь, застегивают куртки. От реки вдруг потянуло холодком. Я поплотнее стянула на груди плащ, но сырость, казалось, забралась под кожу. Или это страх?
– Мадемуазель, хотите с нами? Мы возвращаемся в Сен-Жермен, до ворот Конферанс можем вас подвезти.
Значит, им надо на правый берег! Какая удача – если я доеду с ними до набережной Лувра, там рукой подать!
Девушки быстро и бесшумно рассаживаются на телегах, бережно прикрывая юбками пустые кувшины из-под молока, возчики молча подбирают вожжи – и мы трогаемся.
Молочницы шепчутся между собой, бросая на меня косые взгляды, но мне уже все равно. Впечатления прошедшего дня смешиваются, как разные течения у маяка Бален на западной оконечности острова Ре – схлестываясь, ни одно не хочет уступать, и вода, зажатая и с севера на юг, и с запада на восток, образует единственно возможную форму – квадрата. Квадратные волны бывают только там. Это говорят и те, кто знает вдоль и поперек и Средиземное, и Северное море, и Балтику, и Атлантику. И даже те, кто добрался до далеких заморских колоний – утверждают, что такого чуда больше не найдешь нигде…
