Гадкий месяц ноябрь - страница 23
– Не знаю никаких подельников!
– На этот раз верю. Им был приказ стакнуться с тобой только после прилёта и размещения в отеле. Но около аэропорта их похитили. Думали, что катализаторы у них.
Латыш перестал рассказывать, доел свою закуску и допил пиво.
Продолжил:
– Как ты догадался, конкурирующая фирма и их партнеры в России о твоей персоне теперь знают. Но, думаю, волноваться тебе особо не надо: ты ведь уже пустой. Что ты им нового рассказать-то сможешь? Ну, вербовщиков опишешь, ну, телефоны их дашь, которые они сто раз сменили. Но это только российским конкурентам твоей конторы может быть интересно, да и то… Поезд ушёл.
Моравский считал, что лучше всего ему продолжать молчать, что он и сделал.
Саксофонист играл Take Five.
– Банда, которая тебя послала, необычная. Во-первых, никому абсолютно не известная. Во-вторых, ведут себя странновато: вроде бы, по-умному, но в то же время как дилетанты. Когда покупателя на свой DEM искали, чуть ли не объявления на столбах вешали. Фигурально выражаясь, конечно, в Даркнете. Вобщем, не профессионалы в наркобизнесе, начинающие, без связей. Но вот – как-то заимели "драгоценную жемчужину".
– Ты и мормон, что ли, до кучи? [2]
– Хм, а ты эрудированный. Может и не врёшь, что журналюга. Сестра моя младшая, на наркоту севшая и жизнь свою просравшая, пыталась выбить из себя наркотики духовностью. Шарахалась по всяким церквам и сектам, в том числе у мормонов была. Эту книжку я у неё видел. Не помогла она ей. Ладно, пора на посошок. Балодис махнул рукой официанту…
Опрокинул свою двойную порцию, начал набирать что-то в телефоне.
– У меня только один вопрос, – сказал Артемий.
Балодис поднял на него глаза:
– Ну?
– На кой хрен ты мне всё это наговорил? Служебную информацию раскрыл…
Полицейский усмехнулся.
– Хороший вопрос. Наверное, человеческий фактор у меня заиграл.
Во-первых, ты мне понравился. Я, как и ты, родом из СССР, твой ровесник, кстати. Ты, конечно, не из криминала, по тебе видно. Это сейчас модно у наркомафиози: привлекать совершенно постороннего человека, чтоб у него все документы и следы в интернете были чистейшие и без фальшака.
Балодис снова внимательно посмотрел на Моравского.
Во-вторых, на самом деле ненавижу наркоту и тех, кто ее продаёт. По семейным причинам, как ты понял. И надеюсь, что ты как-то навредишь твоей конторе по приезду в Россию. Вдруг ты вправду верующий, как утверждал, и это проявишь?
Например, информативную анонимку пошлешь в ваши соответствующие органы. Надо же тебе как-то этим уродам отомстить.
Моравский подумал: "Чтобы меня по этой анонимке вычислили на раз-два-три. И почему бы ему самому такую анонимку не послать?".
– Хотя, – продолжил Балодис – может, на самом деле ты хитрый отморозок из наркомафии, а всё, что о тебе в интернете – деза. А я просто глупый наивный чухонец.
– Оскорбительное слово "чухонец" употребляется только в отношении северных народов финно-угорской языковой семьи. Представителей летто-литовской языковой семьи называют "лабусами". – сказал Моравский.
– Звездобол ты хренов. У меня мать, между прочим, русская. Ладно, конец пьесы. Надеюсь, больше никогда не увидимся. Счет оплатишь. Чаевые дай большие.
Руку Балодис ему, уходя, конечно, не пожал. Моравский оплатил счет картой, чаевые дал, как сказал Балодис—щедро, процентов двадцать от стоимости заказа. Но из кафе уходить не спешил, пил невыпитые во время разговора пиво и женевер, сидел и думал, много ли у него шансов остаться в живых и на свободе. Решил, что аргументы Балодиса убедительны: он, Моравский, всего лишь "мелкая сошка". Но в то, что полицейский рассказал ему всё по собственной инициативе, Артемий не верил. Какая-то игра, манипуляции.