– У нее приглашение, – протягивает письмо Ханна.
– От кого? – требовательно спрашивает Мэтью, выхватывая у нее тонкий конверт.
– От твоего отца.
Весь свет в нем точно гаснет. Весь жар, вся ярость. Мэтью в этот миг выглядит юным и испуганным. Его лицо вдруг становится безучастным, он бросается к камину и швыряет письмо в огонь.
Оливия рвется к очагу, но кузен оттаскивает ее. Бумага тут же сгорает. Слова дяди обращаются в дым.
– Посмотри на меня, – велит Мэтью, хватая ее за плечи. Его глаза, серые, как у кузины, но светлее и с проблесками синевы, с отчаянием вглядываются в нее. – Мой отец не посылал тебе письмо. Уже больше года он мертв.
Мертв.
Оливия будто глохнет.
Но это же бессмысленно… Она закрывает глаза, вспоминает уверенный почерк.
Приезжай домой, дорогая племянница.
Мы с нетерпением ждем встречи.
– Мэтью… – пытается подольститься Ханна, – а вдруг оно было написано до того…
– Нет, – резко, будто захлопывая тяжелую дверь, припечатывает тот.
Он хмуро разглядывает Оливию, крепко сжимая ее плечи. Кузен худой и выглядит так, словно несколько недель не спал, но что-то в его взоре пугает.
– Он говорил, я последний из рода. Сказал, больше никого не осталось. – Голос Мэтью пресекается, будто ему больно, но пальцы безжалостно впиваются в кожу Оливии. – Тебя не должно здесь быть.
Она вырывается, а может, он сам ее отталкивает. Так или иначе, но меж ними вдруг появляется расстояние в один шаг. Пропасть – такая узкая, но непреодолимая. Они не отрывают взгляда друг от друга.
– Тебе не следовало появляться в Галланте. – Мэтью указывает на дверь. – Уходи.
Оливия покачивается на каблуках, Ханна и Эдгар переглядываются.
– Слишком темно, – наконец возражает старик. – Ей нельзя уходить сегодня.
Мэтью бормочет ругательства себе под нос.
– Значит, с первыми лучами солнца, – заключает он и направляется к выходу, бросая через плечо: – Вон из этого дома, и никогда не возвращайся.
Оливия зло и растерянно таращится ему вслед. Смотрит на Ханну, на Эдгара, надеясь на хоть какие-то объяснения, но никто не говорит ни слова. Они так и стоят втроем в гостиной, где слышны лишь топот сапог Мэтью, треск очага и прерывистое дыхание Оливии.
Она смотрит в камин: письмо исчезло, а с ним и мечты о Галланте. Озирается в поисках чемодана, потом оглядывается на дверь.
Куда же ей идти?
– Сегодня об этом тревожиться ни к чему, – вздыхает Ханна. – Утро вечера мудренее.
Она устало откидывается на спинку дивана, и Эдгар кладет руку ей на плечо. Оливия замечает: Ханна склоняется к нему.
– Мне жаль, – говорит она. – Мэтью нынче сам не свой. Когда-то он был славным мальчиком.
В это Оливии верится с трудом. Она пытается перехватить взгляд Эдгара, попросить объяснений, но старик не смотрит на нее. Тогда, опустившись на колени, Оливия начинает собирать осколки вазы, только Ханна ей не дает.
– Оставь, – говорит она и с усмешкой добавляет: – Ты оказала мне услугу. Я всегда думала, что эта ваза уродливая. Должно быть, ты голодна?
Оливия вскакивает на ноги. Она не слишком голодна, но Ханна не дожидается ответа.
– Пойду-ка состряпаю что-нибудь на скорую руку. Эдгар?
– Идем, дитя, – вздыхает тот, поднимая чемодан гостьи. – Я провожу тебя в комнату.
* * *
Лестница, по которой Эдгар ведет ее наверх, старая, но прочная. Шаги едва слышны. Оливия перехватывает взгляд своего провожатого и показывает знаками: «Давно вы здесь живете?»
– Слишком давно, – с усталой улыбкой отвечает тот. – Дольше, чем Мэтью, но не так давно, как Ханна.
