Галя - страница 10

Мои школьные друзья, те, что не переехали в другие районы столицы и оставались преданы родному Карачарово, пили. Пили почти ежедневно. Чаще всего в приобретённом для этого случая китайском джипе, что был припаркован возле нашей девятиэтажки. Мордой машина упиралась в детскую площадку. При первой же встрече на вопрос, над чем я теперь голову ломаю, я поделился, что мне необходимы рахманиновские ноты старого образца. Те ноты, которые я нашёл в Сети, к моему приезду были, к сожалению, проданы и несколько букинистических лавок уже безуспешно пройдены.

Сидя в машине, я постоянно отнекивался от очередной предлагаемой рюмки и с любопытством разглядывал взрослых и детей на детской площадке, на которой когда-то сам играл в четырёхлетнем возрасте. Обоих моих одноклассников, которым я рассказывал, как мне важно достать эти ноты для одной удивительной девушки, звали Димами.

– Разберёмся! – весело обещал мне один Дима, дипломированный геологоразведчик, разливая содержимое прозрачной бутылки по рюмкам.

– Ты даже не знаешь, что такое «ок гугл»? Темнота! – потешался надо мной второй Дима, главный менеджер по продажам санузлов.

Друзья смеялись, потешались над моей отсталостью, выражавшейся в отсутствии мобильного телефона, и обещали мне решить вопрос, не выходя из салона автомобиля. Они обзванивали всех авторов подходящих под мой запрос объявлений и весело требовали от них Рахманинова. Старых нот была уйма, но концерта номер два нигде не было, и нас посылали то на антикварный рынок, то в консерваторию.

В маленькой комнате, которую любезно освободили к моему приезду мама с сестрой, я первым делом поставил на комод твою фотографию. Не удержался, когда увидел её в соцсети и распечатал.

– Кто это? – поинтересовалась мама.

– Это Галя.

Больше я ничего не мог объяснить. На снимке твои глаза были наполнены любовью. Её было в избытке. И это не была любовь к мужчине – так на мужчин не смотрят. Скорее всего, снимок делала сестра. Это сестринская любовь: к жизни, к одному из её моментов.

Поиски в зелёном джипе разбавлялись удивительными историями из жизни двух закадычных друзей. Чаще всего звучала история о том, как в холодную осень начала девяностых в город не успели завести антрацит, и в старинном доме, куда подавалось тепло из котельной, куда оба приятеля едва устроились истопниками, помёрзли трубы. Оба друга угрюмо ходили по квартирам, на глазах у замерзающих жильцов спиливали отопительные батареи и затыкали оставшиеся дыры деревянными затычками. Это звучало для меня дико и походило на времена Москвы есенинской, когда в печах жгли и заборы, и мебель.

Потом повествование переходило на театр Гоголя, где в те же годы первый Дима работал осветителем и устраивал настоящий праздничный стол для голодных артистов, раздобыв по счастливой случайности банку солёных огурцов и чёрного хлеба. Такие истории повергали меня в шок.

Истории же второго Димы были сюрреальны и походили скорее на сюжеты из фильмов Бунюэля. Однажды утром, спускаясь в фойе из номера вологодской гостиницы, где он остановился на время своей командировки, худенький Дмитрий ощутил на себе пристальные и восхищённые взгляды других постояльцев и гостиничного персонала. Более того, все они стали аплодировать ему и кричать «браво». Всё это так стушевало его, что он готов был повернуть обратно, чтобы запереться у себя в номере. Но он и так опаздывал на деловую встречу, поэтому набрался храбрости и пошёл к выходу. На полпути его остановил портье. Когда же тот торжественно вручил ему стопку бумажных банкнот, Диме совсем стало не по себе. Вернувшись после заключения сделки, он первым делом направился в гостиничный бар. Отвечая на вопрос, что произошло сегодня утром, бармен объяснил Дмитрию, что на самом деле всё произошло ещё вчера вечером. И он поведал историю, как уставшего Дмитрия, который был не в состоянии самостоятельно стоять на ногах, до номера несли под руки две девушки. Дмитрий же восторженным голосом кричал на весь отель «всех люблю» и разбрасывал всем вокруг бумажные деньги.