Когда я ушла из семьи и переехала в Москву, то стала снимать комнату. Даже не комнату, а койко-место. Хозяйка пяти разным людям квартиру сдавала. До МКАДа двадцать минут на маршрутке. До центра города часа полтора-два. Но я радовалась низкой цене и хоть какой-то крыше над головой. Сначала радовалась. А потом, как говорится, здравствуйте. Нет, те, что со мной снимали, все нормальные люди были. Без проблем. А вот у соседки над нами явно был сортир в голове. Она, знаете, что делала? Сор и мешки от пылесоса в окно вытряхивала. Придешь домой, а в комнате все грязью засыпано. Одно спасало – окно не открывать. Но на подлодке же тоже жить не фонтан. Я даже ходила к этой женщине, по-хорошему просила. А в ответ столько про себя нового услышала, что мне этих знаний до конца жизни хватит при бережном расходовании. И без толку ходила, главное. Как выбрасывала, так и выбрасывает. Вот честное слово, до сих пор руки трясутся, как вспомню. Веселые ребята, которые со мной снимали, но которым повезло жить в другой комнате, советовали пойти и ей под дверь этого… самого… наложить. Но как меня ни колбасило, воспитание не позволило опуститься до вендетты питекантропов.
Нет, ну вот почему всех этих чудаков на букву «м» в одном месте не собирают? Переселили бы их в одно гетто, и пусть они бы в этом паноптикуме друг другу на голову какали. А так получается, что целый дом нормальных людей от одного страдает…
– Ну бутылка, понятно, откуда взялась, – говорю я вслух. – Бросил кто-то. Один нехороший человек, по которому статья Уголовного кодекса плачет. Но звонил-то тебе кто?
– В этот-то и дело, – разводит руками девочка. – Я была в таком ступоре, что ничего сообразить не могла. Но когда в квартиру поднялась, до меня дошло, почему мне номер телефона знакомым показался.
– Так чей же номер?
– Это наш домашний номер. Мне из квартиры звонили.
Последние слова Таня добавляет шепотом и выжидающе таращится на меня. Ну приехали. Или приплыли. Что не меняет сути того, что залетели мы… в нехорошее место. Господи, Ксюха, тут не надо быть провидицей в этом… как его… шестом поколении, чтобы понять, что все очень и очень запущено. Тут даже третий глаз не нужен для ориентации в пространстве, задница и та ощущает большую жизненную каверзу.
– Тань, а дома точно никого не было? – спрашиваю чуть ли не жалобно, понимая, что ответ не обнадежит.
– Я никого не застала, – качает головой девочка. – Квартира была на сигнализации. Пароль знают только родители, бабушка и я.
– А бабушка не могла?..
– Нет, я ей сразу же позвонила. Она точно дома была.
– А голос в трубке чей был?
– Женский, – уверенно отвечает Таня. – И мне даже чуточку показалось, что я его узнала. Но не уверена. Разве за секунду сообразишь? А потом бутылка эта…
Ну вот что это? Мистификация? Реальное покушение на убийство? Но как? Упавшим лифтом? Полный бред. А чашка? Ключи? Я чувствую, что у меня начинают кипеть мозги.
– Тань, все это очень странно, и я с ходу ничего тебе не скажу. Во всем этом разобраться надо. Желательно спокойно.
– Но вы мне верите?
– Верю, верю, – говорю, уговаривая в этом то ли ее, то ли себя.
Таня чуть слышно выдыхает. Бедная девочка, еще бы: одной на себе все это тянуть. Тут точно свихнешься.
– А что мне делать-то теперь?
Хороший вопрос. Надеюсь, она не ожидает от меня прямо сейчас резких и решительных действий. Нет, правда, вот что она хочет, чтобы я сделала? Наказала распоясавшегося домового, пообещав ему дармовой вай-фай отключить? Или загадочного абонента из телефона путем трения, как джина, вызвала? Или сказала ей, проникновенно глядя в глаза: «Это элементарно, дорогая!» – и выложила имя убийцы песком на тарелочке с голубой каемочкой? Э нет, моя милая, даже Шерлок Холмс выезжал на место преступления. С фамильной лупой и с придатком в виде хромого армейского лекаря. А я тут вообще только примуса починяю. Благородное дело сыска не моя стезя.
