– Успешно потрудились? – мне, безработному, до всего есть дело. Консервы каждый открыть способен.
– Нормально. У Александра Борисовича нервы стальные. Такого человека подвести хотел, козёл паршивый!
Фу! Распустился Аркаша.
– Есть хочется. А после консервов изжога мучит, соды попить нужно. У вас не найдется?
– Найдется, почему не найдется. Не боишься, что он в нее калия цианистого подмешал?
– Он способен, мерзавец. Одно доброе дело сделал – подох на месте. Таскать не пришлось, – Аркаша хихикнул. Пунктик у него формируется насчет таскать.
– Никто не приедет сегодня. Поздно. Пойдем, пройдемся. Я шел вдоль берега, а рядом бубнил Аркаша, обнаруживая у Нимисова новые и новые отвратительные качества. В конце концов, мне это надоело.
– А вдруг он возьмет и придет к нам, Нимисов?
– Шутите, Петр Иванович, – он побледнел прямо на глазах. – Шутите…
– От него всего можно ждать. Впал в летаргический сон, мнимую смерть. На Востоке и не то умеют. Ты избавлению радуешься, а он лежит и копит злобу, – говорил я убедительно, серьезно, самому страшно стало.
– Надо связать его, Петр Иванович. Или разрубить. Верно, разрубить на куски.
– Вот тогда нас наверняка посадят.
– Ну, связать покрепче.
– Для такого от оков освободиться – раз плюнуть. Про Гудини слышал?
– Что же делать? – он остановился, не решаясь идти дальше.
– Меньше говорить о нем. Мозг его от охлаждения чувствительнее стал к биотокам, явление биологической резонансной сверхпроводимости. Кто о нем думает, того он и чует, – ладно, вру я от безделья, но зачем пугаю? И, главное, отчего пугаюсь сам?
Аркадий неуверенно засмеялся:
– Сочиняете, Петр Иванович.
– Сочиняю. Да и замок на двери ледника висит надежный.
– А вдруг вы позабыли его закрыть?
– Давай посмотрим.
Идти – всего ничего. Вот мы и на месте.
Ноги сами замедлили шаг. Сердце забилось, обрело звучание. Не может быть! Галлюцинация!
Аркаша вцепился в мою руку:
– Стойте!
Дверь раскрыта, а из погреба доносился шум шевелящихся тел.
Я высвободился и, с трудом отрывая ноги от земли, направился к леднику. Накликал на свою голову, теперь расхлебывай.
Ближе и ближе. Если что – я бегать горазд, ого!
Я попытался разозлиться. Вот я тебе, падаль поганая!
В три прыжка подскочив к двери, я захлопнул ее и трясущимися от спешки и волнения руками начал навешивать замок.
Топот, удалявшийся по направлению к шале, я отметил автоматически. Аркаша дал деру.
– Эй, кто там! – голос изнутри. – Что за игрушки!
Олег. Конечно, Олег.
– Откройте же дверь! Темно!
А это Александр Борисович.
Я распахнул дверь.
– Петр Иванович, это вы?
– Кому же еще быть.
Страчанский вышел, держа в руке лампу. Темно, темно… Страшно, а не темно.
За ним показался Олег.
– Нам пришла в голову идея повнимательнее осмотреть ледник. Записку искали. Вдруг все же Нимисов оставил ее, это бы упростило дело. Днём не сообразили, не до того было.
– Нашли?
– Увы, нет.
Олег дважды повернул ключ в замке.
– Аркадий Иосифович с вами гулял?
– Только что назад пошел.
Мы брели неторопливо, дневное оживление покинуло нас. Не удивительно: Александр Борисович с Олегом опять посетили мертвецов. О себе и не говорю.
Дверь в шале оказалась запертой.
– Странно, – Олег подергал ее. – На засов заложено, – он постучал кулаком. – Аркаша, открывай! Свои!
– Я попробую через кухню, – дурак, кретин, нашел объект для шуток. Я прошел галереей, вышел в обеденный зал, отодвинул засов и впустил остальных.
