– Ты что? Смотри, какая она тут дорогая! – ужаснулась подружка. – Зато я вижу четыре вида какой-то местной шоколадной пасты с орехами, возьмем одну из них. Сейчас я пересчитаю цены на килограмм и определюсь.
Я приготовилась долго ждать.
– Берите эту, – неожиданно спас меня симпатичный молодой брюнет.
С виду он был неотличим от аборигенов, но говорил по-русски даже без акцента.
– Она недорогая и вкусная, всегда ее покупаю. – Незнакомец взял с полки красную коробочку, улыбнулся нам и удалился вглубь рядов.
– Это еще кто такой? – Ирка строго посмотрела на меня поверх приспущенных очков.
– Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Какой-то добрый русскоязычный человек.
– И откуда он тут? Да еще так вовремя?
– Какая разница? – Я тоже взяла и положила в нашу тележку красную коробочку. – Все, едем к кассе!
– Подозрительно мне это, – заворчала подружка, неохотно разворачивая телегу. – Ты поосторожнее со случайными знакомствами. Я читала, тут делают большие деньги на продаже в гаремы иностранных секс-рабынь…
– Где ты это читала, в исторических книжках про расцвет Османской империи?
– Не только! В интернете тоже! Ты думаешь, этот гаремный бизнес устарел? Сомневаюсь…
– Я думаю, это мы с тобой несколько устарели для гаремного бизнеса, – успокоила я подругу. – Чай, не девочки уже. Тем более не интердевочки.
– Чего это мы устарели? – Ирка неожиданно обиделась, втянула живот и выпятила грудь. – Я лично женщина в самом расцвете сил!
– Отлично, тогда ты и понесешь пакет.
Мы расплатились за покупки, Ирка внимательно изучила чек, взяла пакет и пошла домой. Я шагала следом, проверяя, правильно ли она идет. У моей милой подруги топографический кретинизм в легкой степени, нужные маршруты ей приходится запоминать по принципу «повторение – мать учения».
– Направо, – подсказывала я ей из-за спины. – Теперь прямо и перед лавкой с дондурмой налево.
– С чем дурным?
– Ни с чем. «Дондурма» – это по-турецки «мороженое».
– Дорогое?
Ирка – знатная сладкоежка – притормозила, но я подтолкнула ее в спину, пока она не начала изучать ассортимент и калькулировать цены. В этой лавке мороженого видов двадцать, не меньше, можно очень надолго зависнуть…
Подружка неохотно, но без активного сопротивления продавилась в нужную нам калитку, вошла в дом и уже в лифте попеняла мне:
– Торопишь меня… Мы куда-то спешим?
– Мы-то нет… Втяни живот! – Я смекнула, что спешит кто-то другой – по мраморному полу со свистом скользили подметки, – и потеснила подружку, освобождая место в кабинке для еще одного пассажира.
Вернее, пассажирки. Гражданочка в черном с ног до головы затормозила, увидев в коробочке лифта нас.
– Заходите, заходите! В тесноте, да не в обиде! – приветливо заулыбалась ей Ирка.
И озабоченным шепотом уточнила у меня:
– Она ж небось по-русски ни бум-бум?
– Вэлкам, – сказала я специально для тех, кто ни бум-бум по-русски, и еще подвинулась, ясно намекая – заходи, мол, все поместимся.
Гражданочка в черном покосилась на ступеньки, но, видно, решила, что неприлично будет пренебречь нашим показательным дружелюбием, и все-таки шагнула в кабинку.
– Кнопочку нажмите! Пынь! – все так же улыбаясь, посоветовала ей Ирка и показала, как именно надо «пынь», ткнув указательным пальцем в серебристый кружочек.
Закрепощенная женщина Востока тоже высунула из длинного рукава один пальчик, придавила нужную ей кнопочку, двери закрылись, и мы поехали. Ирка улыбалась, я, чтобы не смущать гражданочку, смотрела на встроенный в стену экран – показывали что-то из жизни насекомых, попутчица наша стояла себе черной пирамидкой, скромно потупив взор, так что я даже глаз ее не рассмотрела. Остальное-то и вовсе было спрятано под материей.
