– Я знаю, ты, наверное, еще стесняешься покупать в аптеках эти предметы (она так и сказала: «предметы»! ), поэтому я решила тебе помочь. Если понадобится еще, обязательно скажи мне. Ну, а как ими пользоваться, ты, надеюсь, догадаешься.
– Догадаюсь, тетушка. Ты просто прелесть! Главное – сама не залети!
– Кирилл! Что ты такое говоришь!
– Молчу, молчу!..
Жизнь стала меняться, и нельзя сказать, что в худшую сторону. Но иногда из квартиры меня теперь выставляли. Корректно и твердо. Всякий раз тетушка не забывала извиниться, да я и не думал обижаться, находя приют либо у Катюхи с Ленкой, либо в многокомнатной квартире Лехи Вараксина, моего корешка и нашего незаменимого басиста. Жизнь – это жизнь, за тетушку можно было только радоваться.
Дожевав пицу, я устроился перед телеящиком и лениво застучал по клавишам дистанционного пульта. Политиков послушно сменили американские гангстеры, гангстеров – полицейские, а в конце концов возник старенький Таривердиев, играющий что-то на пианино. Одним ухом прислушиваясь к бурчанию в животе, вторым – к Таривердиеву, я откинулся на спинку кресла и сомкнул веки. Еще бы юную Пугачеву запустили, совсем стало бы хорошо. Скажем, что-нибудь из «Иронии судьбы»… Лучшие, если разобраться, из ее песен. Недаром Вараксин так и поделил времечко: эпоха ранней Пугачевой, эпоха поздней Аллы. Есть в этом некий потаенный смысл. Определенно есть…
Руки и ноги постепенно теплели, кажется, и в полушариях, переживших как минимум четырехбальное землетрясение, начинал устанавливаться относительный порядок. Великое дело – молодость! Болезнь Паркинсона мне определенно пока не грозила. Сон, еда и Катюхи – все шло только на пользу!
Я почти задремал, когда противной осой в прихожей зажужжал звонок. Чертыхаясь и с неохотой расставаясь с дремотной негой, я поплелся отворять ворота.
– Здорово, герой!
В квартиру вошли тренер Володя с аккуратным саквояжиком Чеховских времен и Борик Селиванов, который, кажется, и не думал хромать, ступая вполне твердо и основательно.
– Так… – промычал я. – Это как же, вашу мать, извиняюсь, понимать?
– Вот-вот, – Володя кивнул. – Примерно, то же и я сказал, когда увидел сегодня нашего Борика.
Я внимательно посмотрел на ноги Селиванова. Он тотчас занервничал.
– Чего ты?
– Да вот гляжу-выбираю, какая же нога у тебя сломана – правая или левая.
– Все в порядке, никаких переломов.
– Вот тут ты, Борик, ошибаешься! Есть перелом. Точнее, будет.
– Брэк, парни! – Володя успокаивающе похлопал меня по груди, подтолкнул в комнату. Мы молча сели вокруг круглого столика, уставились друг на дружку.
– Ну? – произнес я.
– Не «ну», а спасибо. Как говорится, награда нашла героя. – Володя неспешно распахнул сквояжик и выудил на свет божий бронзовый литой кубок. – Президент федерации встречался с нашим директором, просил передать тебе лично.
– Не понял?
– А что тут непонятного? Ты хорошо сыграл свою роль: спарринг-партнера заменил, клуб спас, так что нареканий ни у кого нет. – Тренер сухо пожевал губами. – Мог, правда, и поделиться. Хотя бы со мной. Все-таки не чужой человек.
– Что-то я недопонимаю…
– Брось! Дальше этих стен тайна не уйдет. Да и ребята, когда узнают, что речь шла о судьбе клуба, разумеется, поймут.
Видимо, выражение моего лица по-прежнему не соответствовало торжественности момента, потому что Борик Селиванов робко прикашлянул в свой большой кулак.
