Дина. Здравствуйте, Петр Кузьмич. Ну вот, позвольте познакомить – это мои товарищи-стародубовцы. Тут не все: нас в землячестве много, тридцать пять человек. Стамескин… Константин Иванович, наш председатель… Ну, да потом сами разберетесь, а то все равно сразу всех не упомните. Это Онучина. Чаю хотите? Сейчас будет горячий чай.
Ст. студент. Сердечно благодарю, с удовольствием выпью стакан. Как у вас весело! Я уже из прихожей услышал ваш молодой и веселый смех.
Онуфрий. Да, ничего себе. За твое здоровье, Сережа.
Несколько секунд неловкого молчания.
Ст. студент. Я не помешал вам, господа?
Козлов. Нет, нисколько. Подвинься-ка, Костик, я тут присяду. Ты чем мажешь сапоги: смальцем или дегтем, отчего они у тебя так воняют?
Костик. Касторовым, брат, маслом.
Лиля. Скажите, пожалуйста: это не вы были третьего дня на «Фаусте»?
Ст. студент. Да, я. Я вас тоже видел: вы были с какой-то черноволосой девушкой, с подругой, вероятно?
Лиля. Да, с Верочкой! (Оживляясь.) А скажите, как вы достали билет? Мы с Верочкой целую ночь дежурили – да и то, едва-едва, на самом кончике захватили. Ужасно трудно доставать, когда поет Шаляпин.
Ст. студент. Я также дежурил целую ночь.
Лиля. И… не простудились?
Ст. студент(улыбаясь). Почему же я должен был простудиться?
Лиля (смущаясь). Нет, я так… погода была очень плохая…
Дина. Вы так любите театр, Петр Кузьмич?
Ст. студент. Да, очень люблю. (Ко всем.) Я провел двадцать лет в такой глуши, где ничего не знают о театре, и даже заезжие труппы при мне ни разу не бывали. Но по газетам я следил за репертуаром и всегда знал, что ставится в Большом театре… Я очень любил оперу…
Дина. И как же вам показалось?
Ст. студент(улыбаясь, тихо). Не знаю. В первый раз я очень волновался и плохо видел. Но было очень хорошо.
Лиля. Ах, Боже мой, неужели целых двадцать лет – а мне и всего только девятнадцать.
Козлов. Четырнадцать.
Петровский. Одиннадцать.
Блохин. Д-десять.
Смеются, но тотчас же становится неловко. Старый Студент, все также тихо улыбаясь, обводит всех добрыми, немножко влюбленными глазами.
Лиля. Что – самим неловко стало? Вот видите, они всегда так, они и над вами завтра станут смеяться. Вам сколько лет, сорок восемь?
Ст. студент. Нет, сорок семь.
Лиля. Ну, вот видите. А они завтра начнут врать, что вам восемьдесят… сто.
Петровский. Сто двадцать.
Блохин. Т-тысячу четыреста.
Опять слегка неловкое молчание.
Дина. Александр Александрович, узнайте, пожалуйста, как там насчет чаю. Сейчас будет горячий чай, Петр Кузьмич.
Ст. студент. Нет, мне только сорок семь лет, но и это, конечно, очень много. Правда, поседел я очень рано, в нашем роду все очень рано седели, но это все равно: мне сорок семь лет. И на вашем месте, господа, я также, пожалуй, не удержался бы от смеха: ведь, действительно, немного смешно, когда такой… седой человек носит форму студента, платье юности, расцвета жизни и сил. Иногда я себе напоминаю старуху в белом подвенечном платье, с цветами флер-доранжа в седых волосах.
Дина. Вы преувеличиваете, Петр Кузьмич, мне кажется, что вы даже немного рисуетесь. У вас совсем молодое лицо.
Ст. студент(весело). Да я и не чувствую себя старым – нисколько! Я говорю только о внешности, о том, что ежедневно докладывает мне мое маленькое, но жестокое зеркальце.
Костик. Это ничего, скоро привыкнете. Вот нашему Онуфрию – вот этому – на днях пятьдесят стукнет, а видите, цветет, как крапива под забором.
