– Так чего проще: запросите слайды у доктора, – сказал Татаринов.
Следователь сделал последнюю затяжку и, откинувшись в кресле, посмотрел на офицера с какой-то мольбой в глазах: мол, ну что вам, русским, здесь нужно? Одурели от службы?
Тем временем Татаринов стал выпытывать у следователя про судьбу двух русских мальчиков, которых они также освободили.
– Их пока направили в специальное учреждение, – успокоил Галинкаф. – Как только будут установлены личности родителей, мальчиков вернут в семьи.
– Но уже прошло две недели! – напомнил Татаринов.
– Так я вам и говорю, что с ними все в порядке. Наши службы ими занимаются.
– А можно узнать, где они находятся сейчас?
Галинкаф покачал головой и сделал пометку в блокноте.
– Персонально для вас, господин Татаринов, я сообщу всю имеющуюся у нас информацию завтра до двенадцати дня. Сможете подождать?
– Смогу, – с легкостью согласился Татаринов, припоминая, что в час дня у них уже самолет, который должен их доставить на родную базу, и все их приключения в Голландии, судя по всему, закончатся.
Но для себя Татаринов составил одно очень четкое мнение: он не оставит в покое Галинкафа до тех пор, пока не выяснит судьбу этих детей, так как он был склонен доверять Голицыну больше, чем всей этой конторе. Он сам видел татуировки и был согласен со старшим лейтенантом, что парнишка не был похож на человека, которому нужна была пересадка печени.
Когда Татаринов вернулся в расположение военного городка, то узнал от старшего мичмана Диденко, что соседи по этажу – турки – уже съехали, в связи с чем был задан вопрос об их перемещении на просторы необъятной Родины.
– Завтра в час, – сухо ответил Татаринов и, вытащив из кубрика Голицына, пошел с ним снова общаться тет-а-тет.
– Что-то юлит Галинкаф, – согласился со старшим лейтенантом Татаринов. – Ни так, ни эдак не хочет посвящать меня в их местные дела. По роже вижу, что он что-то знает, но говорить нам не хочет. Ладно. Давно турки съехали?
– Да всего часа полтора прошло.
– Ага, – согласился Татаринов и снова вернулся к теме: – Старлей, ты уверен в том, что видел?
– Вероятность, что я ошибся, крайне мала.
– Ладно-ладно, завтра посмотрим, – согласился Кэп и велел отправляться на ужин.
Дальше предполагался сбор вещей и упаковывание оборудования, чтобы завтра с утра они уже были передислоцированы на военный аэродром…
Военная база, где была расквартирована группа Татаринова, находилась за городом, недалеко от побережья. Воздух здесь был свежим, а место тихим, и казалось, что не нужна здесь ни высокая ограда, ни колючая проволока, все равно в это не слишком людное место вряд ли кто-то будет лезть, да и зачем?
Татаринов, сидя в кубрике вместе с половиной своей группы – вторая половина была за стенкой, – слушал, как старший мичман Диденко травит байки про более счастливую жизнь, которой он жил десять лет назад.
Русские склонны к тому, чтобы вспоминать прошлое хорошими словами и критиковать настоящее, не пытаясь даже представить, что же там будет дальше. Национальная черта, подмеченная еще классиками, расцвела в устах Диденко новым цветом.
– Вот помню, как несколько лет назад я первый раз оказался в Германии. Так что я вам доложу, дорогие господа-товарищи, – покрякивая, сообщил Диденко, ворочаясь на своей койке, – когда приехал, так я был поражен. Как у них там все чисто, какие они все богатые! А что я могу сказать про сегодняшний день? Приехал – да, такие же чистые и богатые, но только какие-то все извращенные донельзя. Вспомните ту улицу, по которой мы ночью ходили. Так это же немыслимо, как люди могут с ума сходить! Разве это нормально?
