– Хм… да, врач, – осторожно ответил я.
– Меня отправили вас встретить. Входите вот сюда, – сказал он слегка угрожающе, приглашая нас с Линн следовать за собой. Остальные бродяги на почтительной дистанции двинулись за нами.
Линн, похоже, всех их отлично знала.
– Это… – начала она представлять меня кому-то без ног и с дырой вместо левого глаза, сидящему на самодельном скейтборде.
– Простите, как вы сказали ваше имя? – спросила она.
– Хм… Макс, – рассеянно ответил я, уставившись на безногого, который рассматривал меня своим единственным глазом. Почему у него нет ног? Почему он сидит на скейтборде? Нет, понятно, что он сидит, потому что не может стоять, но как так получилось? Определенно, это против каких-нибудь пунктов закона о Здравоохранении. У него должно быть инвалидное кресло, специальный подъемник и работа в социальном проекте, который будет отправлять его ежегодно в санаторий на море.
Я вежливо улыбнулся, и мы пожали друг другу руки. «Только не спрашивать о скейтборде, не спрашивать о скейтборде». Воцарилось неловкое молчание.
– Мне нравится ваш… хм… скейтборд, – услышал я собственные слова, тут же придя от них в ужас.
Однако мужчину они, похоже, нисколько не смутили.
– Спасибо, мы с приятелями сами сделали. Лучше, чем когда тебя перетаскивают туда-сюда.
С этими словами он покатился вперед, руками отталкиваясь от земли. Колесики, явно открученные от тележки из супермаркета, жужжали, словно перевернутые на спину жуки, пока скейтборд не въехал на плиточный пол.
Я обвел взглядом группу мужчин, шедших за нами, потом посмотрел на Линн. Неужели никому эта ситуация не кажется странной? Надо будет немедленно заполнить документы на этого мужчину, как только вернусь в офис. Наверняка есть закон, касающийся подобных ситуаций. Я добуду для него кресло-каталку и искусственный глаз, нравится ему это или нет.
Мы находились в приюте для одиноких бездомных мужского пола. Хоть они и были холостяками, на выгодных женихов никак не тянули. Визит врача воспринимался ими как большое событие; меня сопровождал почетный караул немытых и нелюбимых мужчин, каждый из которых питал надежду, что я смогу ему помочь.
– В смысле жилья, – прошептала Линн мне на ухо, – это низшая ступень: хуже разве что ночевать на улице.
Все хотели представиться мне, словно я был особой королевской крови. Многие сопровождали рукопожатие почтительным поклоном, и я чувствовал себя настолько неловко, что готов был захихикать.
– Простите, я сегодня не побрился, – извинился один из бродяг.
Я поглядел вниз и увидел, что его рука черная от грязи.
Одинокие бездомные мужчины – самая многочисленная из социально неадаптированных групп и одновременно самая незащищенная с точки зрения закона. В приюте им обеспечивали лишь самые примитивные удобства. Никаких ковров; викторианская лепнина вся в пыли, стены с облезшей краской. Раньше я ни разу не бывал в подобных местах; собственно, никто не ходит в них без веской причины, а даже если она и есть, старается найти какое-нибудь другое занятие. Города неохотно раскрывают свои секреты; я, к примеру, считал, что свой знаю достаточно хорошо, но в действительности был знаком лишь с его парадной стороной. Я жил в какой-то сотне метров отсюда, делал покупки в магазинчике за углом, мой любимый ресторан был в паре минут ходьбы, но я понятия не имел о существовании этого заведения. А ведь я проходил мимо него сотни раз.
