Кэтрин сглотнула. Она, наслушавшаяся рассказов о том, как страшна может быть магия, должна была пробовать её на живом человеке.
– А вдруг что-то пойдёт не так? – жалобно спросила Кэтрин-Софи.
– Я сделаю так, чтобы этого не случилось. – легкомысленно махнув рукой, заверил парень, – Давай, тидзен кю» кар.
– Что? – переспросила девушка. «Что он только что сказал?»
– Главное – ты должна быть сосредоточена на магии, текущей в человеке. Если будешь отвлекаться, то ничего не получиться. – проигнорировав вопрос, сказал Деор, – концентрируйся и приказывай. Принцип один.
Кэтрин медленно кивнула и вцепилась взглядом в Фауста. Дойл смотрела в глаза мужчины, видела красные полоски сосудов, расширение и сужение чёрного, бездонного зрачка, и пыталась нащупать сквозь этот взгляд что-то иное. Девушка пыталась представить, как по телу Фауста, словно кровь, разливалась магия, пыталась к ней тянуться, почувствовать её. Однако, как она не пыталась, как бы не концентрировалась, она ощущала только тяжёлый взгляд Деора на себе и струйку пота, пробежавшую по её телу от напряжения. И тогда, повинуясь резкому порыву, девушка закрыла глаза. В то же мгновение, весь остальной мир словно исчез. Прошло пару мгновений полных пустоты, в которой Кэтрин перестала ощущать себя. Сознание медленно утекало от неё, и вскоре, лишь тоненький, бледный отголосок из последних сил бился, пытаясь не дать ей забыть, кто она. Внезапно, появилось что-то инородное, пульсируя и заполняя собой пустоту. Все то малое, что осталось от сознания девушки, словно магнитом тянулось к источнику, с непоколебимой, будто всегда зная эту непреложную истину, уверенностью, что это надо, что без этого ей не выжить. Вся её сущность тянулась к источнику. И тогда, словно сумев дотянуться, тот маленький отголосок, ощутив как на него хлынул мощный, но при этом безумно ласковый, укутывающий словно ребёнка, поток, был готов отдаться этой неведомой силе полностью. Резкая вспышка боли, разрывающей на куски, заставляла каждую клеточку тела вопить, чувствуя, как в неё вонзаются миллионы ледяных игл. Боль издирала изнутри, выдирала нервные окончания, замораживала кровь, заставляя биться в агониях, пытаясь спастись, кричать, так, что в ушах звенело, срывать голосовые связки. Но с болью пришло осознание. Хватая воздух ртом, Кэтрин давилась слюнями и кровью из прокушенной губы. Волосы прилипли к мокрому лбу. Скребя пальцами по полу, девушка ломала ногти, оставляя на белом мраморе красные мазки. Сквозь чёрную пелену на глазах, она видела страх в серых глазах Деора. Однако, Кэтрин было все равно. Несмотря на дыхание, с хрипами вырывающееся из её горла, несмотря на отголоски боли, вспыхивающие по всему телу, несмотря на то, с каким ужасом на неё смотрели, задыхаясь, она рассмеялась. Она ощутила бескрайнюю лёгкость и нескончаемую свободу. Будто, прожив всю жизнь с дырой в груди, она наконец нашла, чем её заполнить. Она нашла то, чего ей не хватало всю жизнь. Она нашла магию, и больше никогда её не отпустит.
Глиняный флакон с громким стуком опустился на низкий, вытесанный из булыжника, стол. «И как он только не разбился?» – удивилась девушка, взглядом пожирая неизвестную склянку. Под пальцами Деора, сжимавшими горлышко, обнаружилась печать из воска.
– Что это? – проведя пальцем по флакону, спросила девушка. Пальцами ей удалось нащупать невидимые для глаза, непонятные закорючки. «Буквы?» – обводя контур, задумалась Дойл. Единственное, что было ясно, так это то, что ни в одном известном девушке языке, таких букв не было. Когда парень разжал пальцы, Кэтрин обнаружила, что на флаконе есть стершаяся этикетка, на которой не обнаружилось ничего кроме изображения какого-то символа. Включив в дело всё своё воображение, Кэтрин-Софи смогла обнаружить в символе голову быка, заключённую в полумесяц.
