Многие говорят, что беспородные похожи друг на друга и много не стоят, как рабочая сила, но Эрс внесла бы корректировку в изложенные мысли. Да, «дворовые коты», как их называла знать, имели в себе схожие черты. У них не густая шерсть, не яркие глаза, в частности, не привередливы к еде и привыкли к обычной жизни. Но в то же время, они хорошие родители, зачастую в семье от трех до десяти таких же котят. Одни родители без устали трудятся на предприятиях, чтобы прокормить семью, другие уже обучают детей, но среди семей никогда не появиться зависти или гонки за достижениями. Они стараются помогать друг другу в трудные времена и могут даже жить несколькими семьями, деля кров и еду.
В каждом можно найти что-то хорошее. Даже в том одиноком орке, прислонившимся к стене у дверцы вагона. Может сейчас он думает о семье, что ждет его дома? О детях, что, недослушав сказку, побегут ему навстречу. О родных стенах, знакомых лицах, о радости, умиротворенности и любви? Но, как выяснилось, многие не хотят задумываться, принимать все так как есть и соглашаются с мнением авторитетов. Да, это так и это печалит тех, кто пытается показать окружающим правду. Многие просто закрывают уши и уходят прочь. Как и Шарафу не удастся убедить Фоску, а ведь в его словах есть истина!
– Ты ше снаешь, что всегда опасдываешь! – чешуйчатый хвост бил ногу ближайшего соседа, отчего человек отстранился от Сертана, соблюдая дистанцию длинной в сидение.
– Да, знаю, – Фося отвернулась от собеседника, рассматривая обувку пассажиров.
– Ну тогда скаши уше, что мы были правы! – А Сертан все пытался добиться от нее заветного признания. Но, можно с уверенностью заявить, что их он не дождется. А все из-за любви к спорам.
Причем, у них всегда образовывался треугольник к этой, неоспоримой, «любви». Именно из-за этого разногласия могли продолжаться вечность. Так и происходило, они ссорились, когда пришли к метро, когда подошли к турникетам, даже когда полицейский рассматривал, что у Шарафа в котомке и продолжался этот спор до сих пор. Даже шесть станций их не успокоило. Нет, была некоторая передышка по середине поездки, но она скорее всего нужна была для подбора веских аргументов, хотя маскировалась под обиду. У обоих. Одновременно. Но вскоре спор возобновился и причиной этому было брошенное Фоськой: «Нет, я не виновата!», – и понеслось… Кажется, скоро у всех пассажиров этого вагона завянут уши!
– Так тяшело?
На его вопрос Афосия только фыркнула, так и не обернувшись.
– Просто скасать: «Да, вы были правы!»
– Правы, что вломились ко мне в квартирку?
Шараф поднял лапы, воскликнув:
– Это были экстренные меры! Эрс бес тебя не пошла бы, – и словно усомнившись, Сертан высунул мордочку, посмотрев на Эрс и спросил: – Правда ведь?
Она кивнула.
– Да, а еще правда, что мы скоро прибудем на место, – девушка взглянула на табло, помигивающее под новой станцией и поднявшись, под шорох юбок и платьев, прошла к дверям.
Взглянув на табло, Сертан последовал к выходу и только через некоторое время, Фося подошла к ним, все еще держась по дальше от Шарафа. И когда прозвучала знакомая запись: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…», они уже стояли в огромном, длинном помещении, освещенном свечами, отблескивающими на, покрытых мрамором, стенах. С побеленного потолка свисали таблички с направлениями. Сориентировавшись, они двинулись к эскалатору, поднимавшемуся все выше и выше, пропуская медленно тянущиеся высокие лампы по бокам. Скоро, солнечный свет виднелся из-за распахивающихся и закрывающихся тяжелых дверей. Еле пройдя турникеты, потому что полиция снова решила проверить, что Шараф не протаскивает украденные вещи в котомке, они наконец вышли на улицу. Точнее, почти вышли, Шарафа чуть не сбила громоздкая, тяжелая дверь.
