Семёныч сидел дома за столом и пил чай, когда к нему пришла секретарша поссовета. «Семыныч, тебя Николаевич вызывает что-то в совет, прямо час», – сказала она и вышла. Семёныч оделся и вышел на улицу, ярко светило солнце, так, что глаза слепило, был конец марта. Зайдя в кабинет председателя, он поздоровался. Ждановский был родом с Урала, Семёныч из-за Уралья и он считал его своим земляком, правда семьями не дружили, как это было принято в поселке. «Садись Семёныч, в ногах правды нет», – показал Лёня, куда можно сесть. «Тут Душкин приходил, на тебя жаловался,, что ты разрешение на баньку у него не взял, ёксель—моксель», – сказал Лёня со своими присказками, которые он вставлял как бы для связки предложения. «Давай выпишем задним числом, заплатишь там копейки, и у него будет галочка в отчёте, ексель-моксель», – предложил он Семёнычу. «Давай, пиши разрешение, а я схожу отдам ему», – предложил Семёныч Лёне.
На том и по решили. «Надо бы посмотреть, что там у тебя за банька, говорят жаркая, тетель-мотель», – сказал председатель. «Так приходи в субботу с бельишком, посмотришь, у меня и венички есть, ольховые, правда, но на раз хватает побить по телесам».
В субботу Семёныч, как всегда, затопил свою баньку. Он любил это занятие и топил всегда сам. «Папка, испеки печёнок на каменке», – попросил сынишка. К печёной картошке на каменке Семеныч приучил ребятишек как только построил баньку. «Ладно, испечём вам печёнок», – пообещал он сыну. Ближе к вечеру, банька была готова, Семёныч плеснул в каменку на раскалённые камни ковшик кипятка, чтобы весь угар вынесло наружу и закрыл трубу. Лёня уже пришел и сидел с женой Семёныча Светланой на кухне и пил чай. «Ну что Николаич, иди на первый жар, ты говорят хоть и худой, но паришься здорово», – сказал Семеныч гостю. «Да разденься, иди в рубахе и штанах, не замерзнешь, поди». Лёня взял сумку с бельём, надев шапку, пошел в баню. Разделся в малюсеньком предбанничке, отгороженным от парной и мойки листом фанеры. Войдя в баню, у него сразу запекло кончики ушей и казалось что они стали сворачиваться от жары в трубочку. «Вот это ексель-моксель», – удовлетворенно крякнул он и сел на широкую лавку прогреться. Предварительно налив воды в таз и распарив веник, Лёня залез на полок, который был устроен на высоком прямоугольной формы баке для воды. Зачерпнув половинку ковша горячей воды, он плеснул в зев каменки, откуда со свистом вылетел сухой пар и сразу запекло все тело так, как будь-то он сам залез в каменку. Леня, охнув, сразу слетел с полка и присел на полу: «Вот это тетель —мотель», – только и смог проговорить он. Постепенно жар немного спал и тело Лёни нагрелось до нужной температуры. Он опять залез на полок, взяв веник, стал потихоньку бить себя по спине и бокам. Веник захватывая жар припечатывался к телу. Леня понемногу поддавал в каменку и со стоном хлестал себя веником. Напарившись досыта, он уже не мог мыться, просто вылил таз воды на себя и выполз в предбанник. Одеваться не было никаких сил – Лёня кое-как натянул кальсоны и рубаху не разбирая как, и выполз из бани.
Семёныч сидели на кухне со своим другом Димкой и его женой, кода зашел Лёня, они вначале ничего не поняли, почему он в кальсонах и рубахе, одетыми задом наперед и в валенках. Через несколько секунд они все рассмеялись и хохотали до икоты. Лёня стоял раскрасневшийся в таком комичном виде и удивленно смотрел на хохотавших, наконец до него дошло то, что как он одет и только смог сказать: «Ну и банька, тетель-мотель, ёксель – моксель». После этого Семёныч и Ждановские стали дружить семьями и дружат до сих пор.
