Где ты, Юра… или Маха одетая и Маха раздетая - страница 5



Нинин будуар был великолепно обставлен, всё подобрано в тон, гармонировало. Вся мебель из карельской берёзы. Эти старинные вещи она купила на аукционе по случаю распродажи будуара княгини Зинаиды Юсуповой – матери Феликса Феликсовича. Нина с удовольствием приобрела этот комплект. Три больших шифоньера, отделанные серебряными вставками, стояли вряд вдоль стены, занимая собой почти всё пространство. Трельяж с туалетным столиком был удобен и прекрасно инкрустирован перламутром. По бокам находились маленькие серебряные канделябры. Такие же канделябры, но немного крупней, украшали камин. Широкая кровать в стиле «мадам Помпадур» с балдахином, размещалась в центре. А справа от неё стоял небольшой «диванчик фаворитки», так он назывался, потому, что в былые дни принадлежал одной из возлюбленных князя, некоей замужней даме. Он был дружен с этим семейством, пришёл к ним в гости посмотреть, на подаренную им, мебель. И пока супруг дамы приказывал слугам приготовить отменное угощение для гостя, галантный кавалер и дама стали целоваться. Она шептала ему на ушко: «Только не здесь, только не здесь». Дама понимала, в любую минуту может войти супруг. Но всё-таки всё произошло здесь, на этом самом диванчике. Они обновили его. С тех пор он заслужил такое название – «диванчик фаворитки». Всё было почти, как описывает Анатоль Франс в книге «Остров пингвинов». Русские тоже любили чудить на французский манер. Сам Феликс Феликсович Юсупов – сын княгини Зинаиды Юсуповой, много преуспел в этом. Маленьким, он был красив, словно кукла, Зинаида одевала его до пяти лет, как девочку. Он подрос и продолжал далее частенько так чудить. Наряжался под прелестную княжну и посещал весёлые вечеринки. Даже как-то в самом Париже русские, приехавшие туда, увидели его в наряде дамы. Он танцевал в варьете. Феликса Феликсовича по Юсуповским бриллиантам узнали. Разразился скандал, но он даже не стал расстраиваться. Самое страшное было для него – потеря огромного состояния из-за революции тысяча девятьсот семнадцатого года. Пришлось всё бросать, бежать из страны.

Нина любила «диванчик фаворитки», предпочитала читать на нём, даже спать. Странное дело, но почему-то находясь на этом диванчике, она чувствовала себя озорной и весёлой проказницей, женщиной – баловницей! Тяжеловесная же помпезность кровати с нависшим над ней пологом – угнетала. Рядом с диванчиком находился журнальный столик, сделанный ею на заказ, в тон всего ансамбля. Утром, сидя на «диванчике фаворитки» она, пила утренний кофе, наслаждаясь чтением свежих газет и журналов. Она читала запоем всё, что попадалось под руку. Но, из книг, более предпочитала классику. Среди большого количества фолиантов в библиотеке, выбирала для чтения писателей англичан: Шекспира, Диккенса, Теккерея, Голсуорси, Уайльда. Последнего считала очень утончённым, но большим бедокуром. В Англии его судили за аморальное поведение, он находился некоторое время в тюрьме. Нину очаровала его изысканная пьеса «Саломея».

Среди французов ей нравились: Бальзак (кстати, она очень жалела, что его сгубила любовь к госпоже Ганской), Золя, Бодлер, Франс, Флобер, Мопассан. Ей нравились «Воспитание чувств» и «Госпожа Бовари» Флобера. Тот часто поговаривал: «Эмма – это я». У самого Флобера тоже не сложилось. Нина знала – Мопассан внебрачный сын Флобера. И он тоже много почудил. Читала рассказ о нём: Мопассан находился в зените славы. Из провинции приехала в Париж молодая девушка, беспредельно влюблённая в него. Она пришла к нему со словами любви. Он её отверг. От горя она решила стать куртизанкой, и уже в таком статусе покорить Мопассана. О ней пошла молва, как о блистательной даме полусвета. Писатель услышал это, посетил её, увлёкся, и она ему всё припомнила. Сделала это с умыслом, дабы он понял, ранее он потерял её, чистую и невинную. Ныне – пусть сожалеет, мучается! В конце жизни Мопассан сошёл с ума. Когда попадал в театр (он любил балерин), забирался на сцену, вынимал из карманов хлебные крошки, сыпал на пол и говорил, будто видит цыплят: «Клюйте, клюйте, мои цыпочки».