Где валяются поцелуи. Венеция - страница 5

– Ты меня любишь?

– Еще бы.

– Не успеем, давай вечером, опаздываю на работу. – Она поцеловала губы, которые продолжали спать на моем лице, и стремительно выплыла из постели. Я приоткрыл глаза, но поздно. Взгляд мой остался без завтрака. Изящной фигуры Лучаны уже не было. О чем думает мужчина, когда остается без женщины? С одной стороны – облегчение. Но с другой… Другой нет. Да и нужна ли она, другая. Даже если с ней фантазия нарисует прекрасное будущее. Она ничем не будет отличаться от предыдущей: потеря времени, денег, достоинства. Необходимо научиться любить ту, что рядом. Мне повезло – я любил, и даже учиться мне не пришлось. Однако всякий раз, когда она уходила, меня не покидала навязчивая мысль: а если она уйдет навсегда?

– Ты вставать собираешься? – вошла она снова в мою жизнь.

– Нет. Хочу проваляться в постели до следующей субботы. Ты со мной?

– Я бы с радостью, но работа. Не жалко тебе жизнь на сон тратить?

– Нет, жалко тратить на пустую работу.

– Кофе будешь или еще поспишь?

– Да какой сон без тебя.

– Сладкий.

– Тогда мне кофе без сахара.

– Что у тебя на сегодня? – спросила Лучана, поправляя волосы.

– Море любви. Поедешь со мной? – лежал я в постели, наблюдая за движениями своей женщины.

– Я же говорю, что на работу опаздываю.

– И с кем мне тогда там купаться?

– С добрым утром.

– Много ли в нем добра? Когда я не высплюсь, «доброе утро» звучит для меня как ругательство.

– Ты только представь: утро приходит. А тебя еще нет. Оно долго сидит в одиночестве, ждет. Открывает окно, как буфет. Достает солнечный мед. Заваривает чай. Ест и пьет, наблюдая фарфоровый хоровод облаков. Поглядывает на часы, молча думает. Тебя все еще нет. Наконец, не дождавшись, уходит, оставляя записку коротенькую на столе:

«Буду завтра. Чай еще свеж. И хватит сопеть, поднимайся, иначе скоро наступит день и придавит заботами.

Твое доброе утро».

– Сто лет уже не получал записок. Красиво, но как-то реальности маловато. Твое утро не умеет материться.

– А должно?

В этот момент, подтверждая мою правду, завизжал будильник в телефоне.

– А как же. Человек нуждается в жестоком обращении, иначе не дойдет… до работы, – дотянулся я до телефона, обнаружил там время и отключил его. «Подумать только, его можно отключить одним пальцем», – осенило меня.

– Все, что тебе нужно, написано на моем лице. Читай внимательней. Ты дома будешь сегодня? – цокала каблучками Лучана.

– Да, надеюсь прикончить вторую часть книги.

– Я еще и первой не видела. Когда ты мне дашь уже потрепать свой роман?

– Тебе что – в жизни их не хватило?

– Нет, представь себе, не хватило. Как себя помню, читаю одну и ту же книгу: увесистый том, величественный талмуд, ходячую энциклопедию, священную Библию.

– Черт, после таких сравнений я начинаю себя любить, несмотря на утро. Иди ко мне, я тебя почитаю, вслух, – хотел ухватиться я за подол ее платья, но поймал только его тень.

– Кто-то же должен работать, – собралась выходить из комнаты Лучана.

– Хорошо, что у меня нет долгов.

– А как же твои читатели?

– Я же с ними не живу.

– Зато они с тобой периодически.

– Что-то я не почувствовал.

– Вот! И я замечаю, что ты становишься бесчувственным.

– Это точно, когда я вижу тебя, нюхаю, трогаю, слышу, пробую, я все время думаю: зачем мне эти пять чувств, не будь шестого.

– Ну как мне после такого работать? – отпустила она ручку двери и подошла к кровати, где я тут же скомкал ее в свои объятия.