– И где все? – Эдвин вновь заглянул в окошко приемной. Но никто не подошел.
Хмыкнув, писатель пошагал в зал, где находились столы стражей порядка. Джойс хлопал глазами, наблюдая за пустым помещением. Люминесцентные длинные лампы, прикрепленные на потолке, отлично освещали рабочую комнату. Пол в участке был вымощен в плитку темно-зеленного цвета. Стены окрашены в такой же цветовой гамме только светлым оттенком. На них висели календарь с датой “01.15.92.”, разные постеры на испанском, остановившиеся часы и дартс. Столы стояли по два напротив друг друга. В общей сложности Эдвину удалось насчитать чуть больше десяти.
Обычным шагом писатель проплывал мимо столов. На всех них мужчина заметил нечто необычное. Рабочие компьютеры отсутствовали. Стоял телефон, рядом с ним были лампа и куча бумаг. На каких-то столах лежали пепельницы.
В конце помещения писателю бросилась в глаза дверь с окошком из матового стекла. Мягкий свет, что бил из него, цеплял взгляд Эдвина. Будто бы под гипнозом, молясь найти хоть одного человека в этом месте, Джойс двинулся вперед. Он шел прямо к двери и будто погружался в некую отрешенность.
Думая, что может быть за ней, Эд достал револьвер. Следом он быстро откинул барабан влево. Его сердце забилось быстрее, а ноздри вместе со зрачками приняли размер подшипников. Пистолет был пуст, а запасных патронов писатель с собой не имел.
Сделав глубокий вдох, Эдвин направился дальше. Помимо звука, исходящего от собственных ботинок, Эд слышал еще и сердце. Оно будто бы отбивало его грудную клетку для подачи стейка. Медленно приблизившись к двери, писатель ухватился за ручку. Его рука дрожала, а ноги желали уйти отсюда. Что-то в полицейском участке казалось чуждым и небезопасным. Это чувство снедало уверенность писателя. Немного промешкавшись, Эдвин спрятал в карман куртки револьвер. Убирать руку с него мужчина не собирался. Другой конечностью, как у пораженного Паркинсоном, писатель мгновенно открыл дверь. За ней никого не оказалось. Обычный разделительный коридор – лестница, решетчатая дверь, как в тюрьмах, и уборная.
Эдвин дважды дернул решетку и убедился, что она не поддается. Через просветы в ней он разглядел небольшой изолятор для недавно пойманных преступников.
– «Черт», – Эдвин решил, что теперь наступила очередь уборной.
В туалете также не пахло присутствием людей. На одной из кабинок его внимание привлек нарисованный маркером флаг Колумбии. Долго смотреть на знамя государства из Южной Америки Эдвин не стал. Буквально выбежав из туалета, писатель направился на лестницу.
Медленным шагом Эд поднимался по ступенькам. Лестница была двухмаршевая с широкой разделительной площадкой и позволяла вдоволь насмотреться офисом полицейских.
Писатель остановился между этажами. Он решил выглянуть через одно из широких окон. Вид с него падал ровно на то место, где Митчелл оставил Эдвина.
Писатель задумался о насущной ситуации. Его мозг посещали разного рода мысли, от похищения до чьей-то неудачной шутки. Но все эти версии разбивались как Титаник об льдину.
– Сука! – в сопровождении крика, Эдвин ударил кулаком стену.
Следом он пнул бедную опору здания. Но на большее у писателя не хватило времени. Некий звук прервал всплеск гнева у Эдвина. Он доносился со второго этажа. Что-то похожее на перебор бумажек или складирование ящиков. Сердце замерло. Эдвин вынул пистолет, сделал уверенный вид и направился дальше. Ему казалось, что с пустым барабаном и горы можно свернуть.
