– Верующим неприлично надевать такую одежду. Позор на женщине мужская одежда.
На это Алина отвечала, едва сдерживая смех, чтобы не обидеть взрослого человека:
– Я сочту парня более, чем странным и неприличным, если он наденет женские джинсы.
Но здесь жили люди, одежда которых была свободной. Они вообще о ней не говорили. Каждый одевался так, как ему было удобно. В этом обществе ставка делалась на то, что человек думает и что делает, злой он или добрый, проявляет ли любовь и заботу о ближнем, или полон жестокости и эгоизма. О таком Боге, пусть и остающемся невидимым, но реально любящем и желающем проявляться в людях, Алине хотелось узнать больше, хотелось стать похожей на Него, исполнять те Заповеди, о которых она слышала и читала.
В начале Даша тоже ходила на встречи, но потом ей стало скучно.
– Как они достали со своей пропагандой, – ворчала она. – Там на представлении хотя бы весело было, а сейчас только и твердят о Боге и грехе. Я не собираюсь жить монахиней и буду развлекаться! Короче, если хочешь, ходи на эти скучные собрания. Но меня не тяни.
Но Алина была другой. Её тянуло к Богу, она с жадностью читала Новый Завет, пытаясь понять суть жизни по вере. Потом миссионеры привезли и показали фильм «Иисус» по Евангелию от Луки. И в её сердце что-то дрогнуло. Алина тихо шептала молитву покаяния, которую озвучивал диктор в конце фильма, и продолжала плакать. Ведь она невольно смахивала слезы, когда смотрела на страдания и распятие Иисуса, слушала его просьбу к Отцу о том, чтобы Бог простил тем, кто Его распинал.
И любовь Божья действительно нужна была ей в тот момент, как никогда прежде. Алина чувствовала себя очень одинокой и бессильной от невозможности что-либо изменить. И её боль появилась не просто так – проблемы были такие, что хоть кричи. Мама с отчимом разругалась окончательно, он бросил её, пошёл гулять, а мать от тоски «в бутылку нырнула», стала часто пить – то ли от злости, то ли от безысходности, кто разберёт?
Алина пыталась приезжать домой, убеждать маму не пить, взять себя в руки. Но та лишь горько вздыхала, отмахиваясь.
– А зачем? Я всю жизнь пыталась «брать себя в руки», вас поднимала, искала хоть одного порядочного мужика, кто реально любил бы меня. И что? Опять и опять в как в болото проваливалась, ступив на кочку, казавшуюся крепкой. Зачем же мне такая жизнь? А вы выросли. У вас своя жизнь.
– Мам, если хочешь, я вернусь, буду жить с тобой, – предложила Алина. – Только ты не пей!
– Нет, дочка, не стоит возвращаться. Раньше не пила, а теперь буду пить, понятно? Мне он был нужен. Но он ушел… – и Наташа закинула в себя новую порцию водки из стопки. Затем, не закусывая, налила себе еще.
После той поездки домой, Алине не хотелось жить. Внутренне она металась, как зверь в клетке, пытаясь найти выход.
И когда Алина услышала о том, что существует другой мир, полный любви, добра и чистоты, она снова захотела жить. От той вести, что она услышала, её сердце уставшее от жизни, вдруг словно вдохнуло чистого и свежего воздуха. Среди всех своих проблем и беды, она вдруг почувствовала – есть что-то вышее, настоящее. Как луч света в подвале, куда она давно свалилась.
Алина всегда гордилась своей мамой – это было чувство, глубоко укоренившееся в её душе с самого детства. Но последние два года, с девятого по одиннадцатый класс, стали для неё настоящим испытанием. Слёзы текли рекой, сердце сжималось от тревоги. А потом, когда она поступила в университет, стресс накрыл её с новой силой. Гиперответственность, унаследованная, быть может, от той же мамы, не давала покоя. Как мама останется одна? Кто присмотрит за ней? Старшая сестра к тому времени уже вышла замуж и переехала, оставив маму в одиночестве в той самой квартире, где единственной компанией ей была соседка – женщина, с которой они частенько выпивали вместе, болтая о жизни.
