Талеев выжидательно смотрел на старого подводника. В отношении Редина тот, несомненно, был прав: Сержу нужны веские основания. Что ж, похоже, впереди кульминация.
– ...У меня есть хороший знакомый. Бывший сослуживец. – Валерий Павлович всем корпусом развернулся к устроившемуся на диване Редину. – Ты его не знаешь, он был моим подчиненным в 40 м институте. Очень талантливый молодой человек. Он, как и я, только значительно позже, окончил Военно-морское училище имени Попова в Петергофе, попал на Северный флот, однако с действующих кораблей был быстро списан на берег: обострилось какое-то давнее легочное заболевание. И здесь, слава Фортуне, нашлись люди, которые хорошо помнили по училищу его тягу и способности к настоящей научной работе. Они помогли ему перевестись в одну из новых лабораторий 40 го НИИ ВМФ в Питере. Так он попал ко мне и стал заниматься проблемами локации. Да-да, – это Черемных ответил на вопросительный взгляд Талеева, – именно фазированной антенной решеткой! В это время недалеко от Питера, под Выборгом, началось строительство новейшего секретного радиолокационного узла, и Володя – Владимир Семенович Истратов – перешел туда, став ведущим научным сотрудником. Тогда на территории СССР были развернуты несколько таких – и подобных – станций: в Азербайджане, под Чернобылем, возле Николаева, в Хабаровском крае, Красноярске, рядом с Нижним Новгородом... Да-а а... Счастливое время! – Старый подводник тяжело вздохнул. – Жаль, быстро закончилось. Перестройка, дикие девяностые... Так вот, сначала, когда Володя еще работал в Выборге, мы с ним иногда встречались в Питере. Потом его куда-то перевели, и наша связь надолго прервалась. А года полтора назад он мне позвонил...
Черемных задумчиво повертел в пальцах пустой бокал. Редин воспринял это как определенный знак и тут же наполнил емкость янтарным содержимым, не забыв себя и Талеева. Профессор так же отрешенно поднес бокал к губам и отхлебнул приличную порцию. Похоже, на этот раз он даже не почувствовал вкуса и крепости божественного напитка.
– ...Позвонил... – Валерий Павлович словно очнулся. – Да! Володя говорил удивительно странные и... страшные вещи. Но подтверждал их такими фактами, от которых невозможно было просто отмахнуться. Хотя нет! «Страшное» появилось потом. Оно сосредоточено в этом диске. – Профессор похлопал ладонью по карману своего пиджака. – А тогда мне удивительно и неожиданно было узнавать, что практические работы с использованием авроральных фазированных антенн не только не прекратились, в чем не сомневались даже работавшие в этой области специалисты, как, например, я, но и развернуты со впечатляющим размахом! Это казалось невероятным, потому что на месте РЛС под Николаевом остался лишь частокол из никому не нужных поломанных и ржавеющих антенн, ликвидирована станция Чернобыль 2, на самом ответственном этапе прекращено строительство мощной РЛС под Красноярском, оборудование брошено, а большинство специалистов разбрелись по городам и весям, причем многие оказались в профильных центрах за рубежом. А ведь это – единственная у нас РЛС, сопоставимая по мощности с американской системой ХАРП на Аляске! Продолжает работать, правда, уникальный комплекс «Сура» в 150 километрах от Нижнего Новгорода. – Черемных презрительно фыркнул. – «Работать», ха! Просто влачит жалкое существование на уровне заштатного синоптического центра. Невелик прок и от узла в Азербайджане, Габала 2, которым Россия пользуется на правах аренды. – Профессор перевел дух. – А Володя говорил мне по телефону о сказочных практических достижениях, о воплощении передовых научных разработок, о бесперебойном и совершенно фантастическом финансировании...
