Верочка слабо улыбнулась, давая гостю понять, что шутка принята. Фенимор мысленно кивнул, удовлетворенный таким положением вещей, и прошел в гостиную. Там было сумрачно. Тяжелые плотные шторы на окне были сдвинуты, свет в комнату поступал лишь через узкую щель между ними и ложился на темный мягкий ковер на полу длинной тонкой полоской. Изящная горка у стены была уставлена цветами в одинаковых керамических горшках. В комнате было довольно душно.
– Садитесь на диван, – сказала Верочка, приглашающе взмахнув рукой. – Может быть, вы хотите кофе?
– Благодарю. – Прижав руку к груди, Фенимор покачал головой. – Я только что позавтракал. Перейдем сразу к делу, я не займу у вас много времени.
Фенимор сел на диван, уперся локтями в растопыренные колени и потер ладони, словно намыливая их.
– Я хочу, чтобы вы еще раз хорошенько все вспомнили и рассказали мне о событиях того дня, когда погиб Андрей Ветров. А заодно объясните мне – только не подумайте, что я поставил себе целью залезть к вам в душу, – какие отношения у вас были с Ветровым?
Верочка потопталась и как-то очень уж неуверенно повела плечом. Одета она была в синий сарафан до колен, плечи у нее были голые и усыпанные веснушками, а под коленками поигрывали темные ямочки. Фенимор неприметно встряхнул головой, чтобы все игривые мысли отлетели прочь. Выжидательно уставился на Верочку.
– А что – отношения? – сказала она и повела вторым плечиком. – Нормальные отношения…
– Я понимаю, – усмехнулся Фенимор. – Нормальные, как у начальника с секретарем, или нормальные, как у мужчины с женщиной?
– А разве это имеет какое-то значение?
– Имеет. Причем мне хотелось бы, чтобы вы выбрали второй вариант, потому что тогда вы могли бы рассказать мне несколько больше.
– Знаете, в тот день наши отношения могли перейти в новое качество, но именно в тот момент, когда все должно было произойти, и раздался этот проклятый звонок.
– Звонок… – повторил Фенимор. – Знаете, Вера Николаевна, именно этот момент меня интересует больше всего.
– Я знаю, – понимающе кивнула Верочка. – Это всех интересует больше всего. Но я уже говорила следователю, что не слышала, что ему говорили. Да и сам Андрей почти ничего не говорил, только один раз сказал: «Слушаю», и все. Потом он и правда только слушал.
– И долго это продолжалось?
– Нет, совсем немного. Меньше минуты, наверное…
– Наверняка в тот момент вы смотрели ему в лицо. Что-нибудь необычное вы в нем заметили?
– Конечно, заметила. Я сразу почувствовала – что– то не так. Сначала он просто растерялся, у него лицо стало даже каким-то обиженным. А потом я поняла, что он испугался. Наверное, ему угрожали… То есть в тот момент я этого еще не поняла – я тоже растерялась. Это уже после, когда я думала об этом, то поняла, что ему угрожали. Но даю вам честное слово – я ничего не знаю о его делах. Меня много раз об этом спрашивали, да и не только меня – всех.
– Но вы можете поручиться, что это было именно самоубийство, а не просто несчастный случай?
– А разве это можно спутать?
Фенимор нарочито громко кашлянул в кулак, как бы говоря: «Девочка, уж я-то повидал на своем веку такое, что тебе и не снилось!..»
– Вера Николаевна, однажды я собственными глазами видел человека, который спрыгнул с речного парома в воду, вместо того чтобы сойти на причал по аппарели. Когда его вытащили из воды, оказалось, что он попросту не заметил, как паром во время движения развернулся, и он пошел в ту сторону, где, по его мнению, должен был находиться причал. А на вопрос, где были его глаза, ответил просто: «Задумался». Такой вот задумчивый был человек. А ведь мог бы и не всплыть… Вот и я хочу знать ваше мнение: может быть, трагедия с Ветровым была просто случайностью? Захотел человек поправить шторы, или срочно понадобилось рассмотреть на улице что-то, что в обычном положении рассмотреть невозможно, но вдруг оступился и сорвался вниз… Такое возможно, как вы думаете?
