– Есть, шеф.
* * *
Рощупкин вернулся в свой кабинет и включил телевизор, на экране которого продолжала разворачиваться дискуссия между Налыговым и Морозовым.
Налыгов по-прежнему сидел на табурете, Морозов, чтобы было удобно, сел на нары по-турецки и вполне мог сойти за старого сидельца.
– Так вот, – сказал Налыгов, – и со временем чаще всего выясняется, что вовсе не те, на кого мы думали, были первооткрывателями. И вовсе не те, которых мы считали первыми интеллектуалами в мире науки, на самом деле являются таковыми.
– Все относительно, – вставил свои пять копеек Морозов.
– Все совершенно определенно, – ответил Налыгов, – я все исследовал, здесь проявляются те же закономерности, что и в любом стаде.
– Ну, ты мне еще Лоренса приведи в качестве авторитета.
– А кто такой Лоренс?
– Вот видишь, ты не знаешь Лоренса, а берешься судить о закономерностях стадного поведения.
– Зато я знаю Лоуренса.
– А кто такой Лоуренс?
– Вот видишь, Лоуренс – это моя кодла, – сказал Налыгов, – так что ты меня своей кодлой не пугай.
– И все-таки любопытно, кто такой Лоуренс?
– Это английский шпион и диверсант, который вооружил арабов динамитом.
– А, основатель мирового терроризма.
– Что-то вроде этого.
– Да ты действительно ученый, даже на грани жизни и смерти пытаешься набить свою голову знаниями, то есть чепухой.
– Не сбивай меня, это типичная уловка гуманитариев, если ты не знаешь ученого, который исследовал эту сферу для тебя, значит, ты не можешь в ней разобраться и делать выводы. Все не так. А сам этот принцип, что нужно изучить все, что делали до тебя в науке, убийственен.
– Почему? – спросил Морозов.
– Потому что в науке есть положительные результаты, попадающие в алгоритмы закономерностей, и отрицательные. Но они какое-то время существуют рядышком без некоего подтверждения. А следовательно, к результатам научных исследований в науке нельзя относиться, как к единственно верным. Ведь в противном случае ты начинаешь попадать в те тупиковые ветви исследований, в которые зашли твои предшественники.
– Да при чем тут тупиковые ветви? Здесь срабатывает известный прием отсева чужих и приближения к научной кормушке своих. Если ты процитировал своего предшественника, ты уже признал, что стоишь на его плечах. Вот и все. Но вернемся к теме нашего спора. Он мне становится интересным, потому что вы, молодой человек, несмотря на молодость и горячность, кое-что понимаете в этих процессах.
– Да, наконец-то в тюремной камере я слышу голос не мальчика, но мужа.
– Но, но, я чуть ли не вдвое старше тебя, а ты меня называешь мальчиком.
– Ладно, во имя истины беру свои слова назад. Здесь есть еще одна особенность. Если специально не провозглашать гениальность определенных ученых, то среди них не будет никакой иерархии. Потому что иерархии – это объективно – человеческое лукавство, а субъективно – средство возвысить одних и опустить других.
– Ты сам до этого дошел? – спросил Морозов с едва уловимой ехидцей.
– Да это происходит потому, что мир людей от науки можно разделить на две группы. Настоящие ученые открывают не познанные ранее закономерности. А собиратели этих открытий присваивают их. Они как интенданты идут вслед за авангардом, который взял или занял ту или иную территорию и пошел дальше, а интенданты грабят все, что завоевано авангардом, который уже забыл о том, что он решил определенную задачу, и решает другую.
