– Орешек! – пискнула она.
– Да, да, орешек, на! Орешек, – ответила Натка.
Джери наконец решилась и выскочила наружу.
– Орешек, – еще раз пискнула она и, схватив вожделенный объект, стала мелко-мелко обгрызать его по сторонам. Петя с Наткой приперли выключившуюся из реальности девушку справа и слева и, перемежая движение выдачей нового орешка, вывели ее на задний двор. Тоже, впрочем, не без приключений. Если Петин рюкзачок сидел на плечах плотно и никому не мешал, то Наткина «луи виттон» настоящего китайского производства, купленная за целых семьдесят долларов, постоянно сваливалась с плеча, привлекая Джери арахисовыми ароматами.
Во дворе их ожидало новое препятствие – забор. Это был первый случай, когда Петя был вынужден хватать женщину в таких местах, о которых он раньше мог только мечтать. Причем приятность мечты была явно преувеличена. А размеры и вес преуменьшены, подумал он, подпирая под попу стоящую на ящике Джери, пока та принюхивалась к орешку, который с другой стороны протягивала Натка. В следующий момент Джери одним олимпийским прыжком преодолела стену, а ящик по Третьему закону Ньютона полетел под ноги Пете, больно ударив по коленке. Что думала по этому поводу Натка, не будем даже упоминать. Тем не менее, что сделано, то сделано. И вскоре все трое стояли снаружи, вне охраняемой территории, в безлюдном переулке. У выхода из переулка прозвенел трамвай, проезжавший мимо в свободных просторах огромного города. Миссия была выполнена.
И тут Натка, которая вполне естественно считала себя самым разумным участником всего этого безобразия, задала вполне логичный вопрос:
– Ну, хорошо, мы выбрались. Что теперь?
В кабинете декана биологического факультета повисла тишина.
– Григорий Иосифович, – сказал наконец Карен после паузы, – Вы что, вызываете огонь на себя? Зачем? Поверьте, я не дитё малое. А даже после этого, если до крайностей дойдет, меня тоже не пожалеют.
– Не переживайте, Карен Ахмедович, – мягко ответил Варшавский, закончив свою рюмку и взяв второй ломтик лимона, – Пржемек – бизнесмен, он все правильно понимает. Даже вас задеть было бы очень немало шума, Вы все-таки хорошо известный ученый, и не только в России. А меня и подавно. А именно шума они и стараются избежать. Так что не волнуйтесь, Карен Ахмедович. Уверяю вас, в прошлом ради того, чтобы сначала кафедра, а потом факультет выжили, я и не с такими общался. Поверьте опыту старого человека. Все будет нормально.
– Но если все же что пойдет не так?
– А если что не так пойдет, я еще и наших доблестных стражей госинтересов оповещу. Вы же знаете, у меня хорошие отношения с Владимиром Афанасьевичем. А они очень не любят, когда лезут на их территорию. Конечно, придется делиться, но уж не такое дело, чтоб экономить. Давайте лучше еще по рюмочке… Уверяю вас, очень полезно, особенно сейчас. Стресс снять, сосуды расширить.
Карен машинально разлил еще по рюмке. Декан редко выходил из роли профессора Преображенского из «Собачьего сердца», но уж когда делал это, как сейчас, говорил очень четко и по делу. Вообще-то декан – должность не такая уж большая, не букашка, уважение вызывает, но к большому чиновнику дверь ногой не откроешь. А вот Варшавский открывал. Были у него знакомства, кроме уже упомянутого Владимира Афанасьевича.
– Вероятно, вы правы, Григорий Иосифович. Вы меня и правда хорошо прикрыли, я вам должен. Но почему?
