Генрих - страница 17

Его ладонь еще сильнее сжала рукоятку плети, на конце которой была металлическая свинчатка.

Ольга, стиснув зубы, медленно поднялась. Переводчик СС на ломаном русском языке перевел вопрос Вермана.

– У меня отец и братья воюют на фронте, и я не буду изготавливать оружие, предназначенное для их убийства.

Верман медленно поднялся и тяжелой поступью прошелся по тюремной камере.

– Так ты отказываешься работать? – Верман резко повернулся и ткнул Ольгу плетью в грудь.

– В концлагере не было дня, чтобы я не работала, но на военном предприятии я отказываюсь работать.

– Отказываешься? – Верман зло оскалил зубы. – Заставим в два счета. Церемониться не будем. Выбирай: работа или смерть?

– Смерть мне не страшна, – спокойно ответила Ольга. – Но как вы можете посылать работать на секретных военных предприятиях русских – своего первого врага? Значит, у вас некому работать и вы не гнушаетесь ничем.

– Что?!! – громко закричал Верман и со всей силы размахнулся.

Удар плетью пришелся Ольге по спине. Нестерпимая боль пронзила ее тело.

– Русская свинья, тебя надо повесить вниз головой на первом попавшемся дереве, так как даже пулю жаль на тебя.

– Палач, грязный палач, – тяжело дыша, тихо произнесла Ольга. – Ты привык издеваться над беззащитными женщинами и детьми. Вешать и убивать – это все, что ты умеешь делать, безмозглая скотина. А вот если бы тебя послать на фронт… – но Ольга не успела закончить фразу.

Верман в дикой ярости набросился на нее и стал душить.

– Работать! Ты будешь работать! Я заставлю тебя работать! – неистово кричал Верман диким голосом, от которого даже у переводчика забегали мурашки по спине.

Дикие, животные глаза смотрели на Ольгу, а сильные руки все крепче и крепче сжимали тело. Еще секунда… полсекунды… и белый свет навсегда померкнет для нее. Но в самый последний момент, когда в мозгу Ольги уже заработала какая-то адская машина и перед глазами все поплыло, Верман разжал свои костлявые пальцы, и тело Ольги медленно сползло на пол. Подавшись вперед, Берман еще несколько минут не отрываясь смотрел на Ольгу. Холодная ярость и непреодолимое желание убить девушку кипели в нем, но он поборол их в себе, зная, что в дальнейшем это не доставит ему удовольствия. Труп девушки сожгут, но ее последние слова навсегда останутся в его памяти. Так пусть же эта русская за дерзость, которую она позволила себе по отношению к немецкому офицеру, умрет так же, как и все, кто побывал в подвале гестапо, но с той лишь разницей, что смерть ее будет более мучительна и ужасна. На Ольгу вылили ведро ледяной воды, после чего Верман схватил ее за воротник рубашки и поднял с пола.

– Итак, продолжим, – произнес Верман. – Ты будешь работать на военном заводе?

Ольга медленно покачала головой. С помутневшими, налитыми кровью глазами Верман с силой ударил ее по лицу, затем в грудь и живот.

Несколько часов, делая маленькие передышки, он избивал свою жертву. А когда Ольга теряла сознание, ее приводили в чувство ледяной водой, после чего избиение продолжалось. Вскоре от слишком усердной работы Верман почувствовал слабость во всем теле, лицо его покраснело, а спина стала мокрой от пота. Он расстегнул мундир, натужно сопя, вытер потный лоб и, бросив злобный взгляд на Ольгу, которая лежала мокрая с головы до ног на полу, медленно вышел из тюремной камеры. На дворе стояла чудная ноябрьская ночь. Маленькие яркие звездочки и полумесяц на темном ночном небе были точно нарисованные и напоминали детский рисунок из сказки «Тысяча и одна ночь». Ольга лежала на жестком матрасе в углу тюремной камеры и вытирала слезы, которые текли по щекам. Высоко, у самого потолка, было маленькое окно размером в две ее ладошки, сквозь него девушка могла видеть крошечный кусочек звездного неба. Тюремная камера не отапливалась, поэтому в помещении было холодно, но это мало тревожило Ольгу. После всего, что сотворил с ней эсэсовец, чувство холода было ничто по сравнению с физической и душевной муками. Стараясь не думать о боли, которая ни на миг не прекращалась, Ольга подняла руку и стала медленно водить по шершавой поверхности стены. Ее пальцы постоянно натыкались на маленькие канавки, выдавленные каким-то твердым предметом. Это были короткие корявые надписи, сделанные заключенными, которые на пороге смерти обращались к своим родным и близким.