– Добрый день. Я профессор Полунин Игорь Леонидович.
Был он высок, жилист, с гривой полных сил волос, и если бы не морщинистая худощавость лица, ничто не выдавало бы его солидный возраст.
– Коллежский асессор Бартеньев Алексей Арнольдович.
Профессор вежливо поклонился, при этом Алексей Арнольдович заметил уплывающее с поклоном начало улыбки.
– Я чем-то вас рассмешил?
– Нет, нет! Простите! Сейчас я вам всё объясню. Проходите, садитесь.
Они расположились в бывшей гостиной Алексея Арнольдовича, которая таковой, видимо, являлась и теперь.
– Дело в том, – начал профессор, – что я… знал Софью Дмитриевну.
Алексей Арнольдович напрягся, застыл взглядом на Полунине.
– Господин Бартеньев, сейчас вы услышите много необычного, поэтому прошу вас: воспринимайте всё как можно спокойнее… Итак, ранее здесь была коммунальная квартира, то есть квартира не для одной семьи, а для нескольких. Я тоже в ней жил вместе с родителями и братом. А одну из комнат занимала Софья Дмитриевна. Той комнаты теперь нет, её не стало вместе со снесённой в 1980 году частью дома.
– В каком году?! – не поверил услышанному Алексей Арнольдович.
– В 1980-м. В далёком теперь прошлом. Потому что вы, господин коллежский асессор, находитесь там, где подобных чинов не существует, – в двадцать первом веке, в году от Рождества Христова две тысячи… Послушайте, вам сейчас не повредит немного коньяку…
Полунин спешно достал из серванта пару тонких рюмок и тёмно-матовую бутылку с надписью на этикетке «CourvoisierNapoleon».
Первый же глоток вкусом и ароматом расколдовал оцепенение мышц. А в следующую секунду Алексей Арнольдович удивился, как не ко времени и не к месту вошло ему в голову сравнение: шустовский коньяк, пожалуй, помягче…
– Ну вот, теперь вы не такой уже бледный, – заметил профессор. – Еще рюмочку?
– Пожалуй…
Из дальнейшего разговора Алексей Арнольдович узнал, что Полунин – учёный, который давно занимается проблемой перемещения во времени. После подробного рассказа Алексея Арнольдовича о происшедшем профессор, улыбаясь, объявил:
– Всё очень просто – вы с супругой оказались в «кротовой норе».
Алексей Арнольдович так и не понял, чем являются эти «норы» по сути, потому что представить пространство и время как единое целое, имеющее свою геометрию, было непосильно для его воображения. Усвоил он только то, что вход в «нору» невидим, и на свою беду попадая в неё, жертва переносится в другое время, а окажется оно будущим или прошлым – это неведомо никому. Но точно установлено, что местоположение обоих концов «норы» неизменно. «В вашем случае – это, условно говоря, потайная комната и Мясницкая напротив Почтамта» – пояснил профессор.
«Вот, сижу, слушаю лекцию, – думал Алексей Арнольдович, – а сам я – никто, и ничего у меня нет… И, главное, нет Сони!»
– Она вернулась в своё время, а вы остались в нашем, – заключил профессор. – Дело в том, что обратное путешествие через «нору» всегда заканчивается там же, где и началось.
– Ну, а потом что с ней было? Ведь вы жили здесь одновременно с Софьей Дмитриевной.
– Она исчезла…
– Как? Куда?!
Профессор пожал плечами.
– Мне известно об этом лишь со слов брата. В то время он оканчивал Московский университет, а я с родителями жил в Ленинграде, то есть в Петербурге… Вы простите меня, но теперь не имеет никакого значения, как исчезла Софья Дмитриевна, потому что ни один человек из вашего прошлого всё равно не дожил бы вот до этого солнечного дня за окном. В нашем времени ваша встреча невозможна! Если только Софья Дмитриевна сама не попробует сюда переправиться. Но она этого как раз и не сделает, иначе я не застал бы её живущей в коммуналке.
