– Сударыня! Нынче холодный ветер! Не угодно ли набросить на плечи?!
Из притороченной к седлу сумки он извлек бежевый платок и с улыбкой протянул его Софье Дмитриевне.
– Мерси, – опешила она.
– Что же вы? Теперь французский не в чести! – с предостерегающей интонацией проговорил он, отъезжая…
«Отчего не в чести? Что это значит?» – недоумевала Софья Дмитриевна.
Впереди, очевидно, появилось какое-то препятствие, потому что людской поток начал замедляться. Напротив, совсем близко остановились две женщины, одинаково повязанные шалями. Одна рассказывала другой:
– Говорят, в среду это случилось. Ястребок залетел на Сухареву башню, на самый шпиль. А у него путы на ногах были, так он ими аккурат в крылья орла угодил, ну, того, медного, что на шпиле. Побился, побился и околел…
– Знак это! – отвечала ей вторая женщина. Не одолеть супостату Расеи! Запутается Бунапарт в крылах нашего орла!
– Вот и молва про то же толкует…
Софья Дмитриевна содрогнулась: господи, да вокруг неё – прошлое! Это осень 1812 года, москвичи покидают город… Что же наделала она! Теперь ей ни за что не свидеться с Алексеем!
От отчаяния Софья Дмитриевна горько заплакала.
Обе женщины что-то говорили ей, утешая, но она продолжала рыдать. В какой-то момент Софья Дмитриевна поднесла к лицу подаренный гусаром платок и, промокая слёзы, крепко сомкнула веки…
И тогда случилось то же, что и в первый раз – она вернулась в потайную комнату!
Глаша смотрела на неё опустошённым взглядом. В нём не было ни испуга, ни потрясения, как и присущей человеку разумности. Похоже, осознание самой себя покинуло её – только лишь Софья Дмитриевна исчезла из виду. Но и теперь, когда та очутилась на стуле снова, Глаша продолжала оставаться в состоянии отрешённости. До тех пор, пока Софья Дмитриевна не обнаружила у себя в руках бежевый платок и не вскрикнула от неожиданности. Только тогда Глаша очнулась, в глазах у неё всполошился страх. Отбежав в угол, она трижды наложила на Софью Дмитриевну крестное знамение.
– Барыня! – осевшим голосом молвила она. – Барыня, вы ли это?
Но Софья Дмитриевна её не слышала.
– Посмотри, – растеряно показала она на платок, – и вещи оттуда переносятся…
– Да что же это происходит?! Объясните вы мне Христа ради! То пропадаете куда-то, то появляетесь…
И через паузу, притихнув, боязливо спросила:
– Вы, барыня, – ведьма?
Софья Дмитриевна ужаснулась её предположению, точнее тому, что такое возможно подумать про неё, тогда как она – несчастная жертва какого-то загадочного явления! Конечно, сейчас же нужно открыться Глаше, тем более, что злополучная метаморфоза повторилась у неё на глазах, а значит, не понадобится разубеждать Глашу в том, что Софья Дмитриевна сошла с ума.
– Что же получается? – подытожила её рассказ Глаша, – как только человек здесь садится, он тут же переносится в прошлое?
– Не знаю… То время, в котором оказались мы с Алексеем Арнольдовичем, на прошлое не походило.
– Значит, вы были в будущем?! – изумилась Глаша.
– Мне страшно о таком даже подумать… – печально опустила взгляд Софья Дмитриевна, которая умолчала про надпись на одежде молодого человека. – Ничего я не желаю сильнее, – тихо продолжила она, – как только бы вернулся Алёша… К сожалению, мне неизвестно, что надо для этого сделать…
Но вдруг оживилась:
– Что же я говорю! Конечно, знаю! Это наподобие какого-то ритуала! Нужно встать напротив Почтамта и плотно закрыть глаза!
