Гераклея - страница 48

– О супруга, любезная моему пылающему от любви сердцу, тебе я обязан подлинно бесконечным счастьем своим. Но ответь мне совершенно правдиво – почему ты со мной на ложе так была холодна, словно от ласк любовных устала до их начала? Даже сейчас ты такая, словно истомленная, как будто, только прибыв, я уже успел тебе надоесть.

Амфитрион костяшкой пальца опять стал усиленно тереть свой раздвоенный нос и как бы нехотя добавил голосом подчеркнуто равнодушным:

– Да, и вот, что еще – скажи мне вполне откровенно – была ль ты, перед тем как возлечь со мной на этом пурпурном ложе, на котором ничего не заметно, девой невинной?

Добродетельнейшая из жен, подпоясанных низко, потупив дивные темно-синие очи в ореоле густых гнутых ресниц, нежным голосом ответила мужу:

– Что за непонятные вопросы ты задаешь мне, милый, сегодня! Или ты уж забыл, как мощно похитил милого девства дары моего, что я, как ни старалась, но все равно закричала. А ведь только вчера я потеряла невинность, когда ты первый раз разделил со мной пурпур этого ложа. А сейчас я неотзывчива на твои ласки потому, что до сих пор не могу прийти в себя после той бесконечной ночи, когда мы с тобой почти глаз не смыкали. Я тогда счет времени совсем потеряла и до сих пор моя кружится голова, и я хожу вся, как в тумане.

Сильно озадаченному таким странным ответом супругу по велению Мойры Лахесис хватило терпения и благоразумия не впасть ни в дикую ревность, ни в праведный гнев.

Юной и непорочной сияла Алкмена красотою так скромно и чудно, как при восходе светит луна серебристая в тихом сумраке вечера. Чистые, ясные глаза жены и ее нежный воркующий голос, полный неподдельной любви не позволяли даже заподозрить ее в коварной измене.

Амфитрион остервенело чесал свой раздвоенный нос и молчал, но мысли его скакали как бешеные:

– Ничего не понимаю, я, словно глупец, которого лишь беда и несчастье благоразумию учит. Может быть, я все-таки не заметил следа крови девичества на пурпурной простыне? Ведь очень пурпурный цвет на цвет крови похож… Нет, она сама говорит, что невинность вчера потеряла, когда ложе с ней разделил я… в первый раз. Но ведь я вчера еще был в пути, очень далеко от брачного ложа… Если б она солгать мне хотела, то не так бы все говорила. Или я сам, утомленный войной и охотой, что-то не помню, или ее кто-то хитро сумел обмануть, и вместо меня…, но разве это возможно?!. Вроде бы я всегда был не глупым, а сейчас ничего понять не могу. Конечно, можно допросить слуг, но…, как бы не сделать самому себе хуже. Чувствую сердцем, что надо отправиться в храм знаменитейший, к оракулу Фебову в Дельфах, где Пуп Мира, где священный Омфал.

Большинство эллинов не принимали никаких важных решений ни в общественной, ни в личной жизни, не посоветовавшись с каким-нибудь оракулом. Оракул – это прорицание, состоявшее в оглашении предсказания провидцем или специальным жрецом (жрицей), которые тоже именовались оракулами. Оракулом называли и прорицалище – место, где оглашалось предсказание, и сам текст предсказания. Существовало огромное множество разнообразных оракулов, наиболее авторитетные совмещались с храмами. Наиболее знаменитый и заслуживающий доверия оракул Ойкумены находился в Дельфах.

Некоторые говорят, что в том месте, где находится камень Омфал (пуп) у новорожденного Зевса отпала пуповина, и потому здесь находится Пуп Земли. Другие утверждают, что Омфал был тем камнем, который проглотил Крон вместо Зевса и потом первым изрыгнул. Так же говорят, что Омфал был могилой священного дельфийского Змея Пифона, то есть это был надгробный камень, служащий точкой соприкосновения между миром живых и царством мертвых и, что Зевс одновременно выпустил с востока и запада двух орлов, которые встретились в Дельфах, и в точку их встречи он метнул камень, ставший центром мироздания, средоточием мира.