– Сидит? – Дарья вздрогнула от голоса сестры, в ответ промолчала. – Ну, пусть сидит. Пожила в свое удовольствие – и будет.
– Ну ты, Васька, и злыдня! – упрекнула ее Дарья.
Она не могла объяснить причин, но ей страшно хотелось идти наперекор Василисе, а в тот вечер еще и щемило сердце от жалости к Огаревым. Если бы сестра промолчала, Дарья не додумалась бы кинуться к вешалке. А тут она надела пальто, из которого давно выросла, накинула на голову платок…
– Ты куда? – испуганно воскликнула мать.
– Позову их. Мокнут ведь, холодно…
– Не смей! – бросился к ней отец, сорвал платок. – Иди на место!
– Не узнаю вас, папаша, – горячо сказала Дарья. – Не стыдно?
– Мала еще, – стягивая с нее и пальто, проворчал он без злобы. – Понимания не имеешь… У ей мужа заарестовали…
– Так что ж, им теперь на улице подохнуть? – выпалила Дарья. – Им же идти некуда!
– Глупая ты, – подала голос Василиса. – Раз Огарева арестовали, значит, не зазря. А нам вмешиваться нельзя, сразу и нас потянут…
– Куда потянут? Что вы глупости говорите! – возмущалась Дарья. Она вернулась к окну, подперла подбородок ладонью и вздохнула. Что ж им, бедным, делать? И тут вскочила на табурет, чтобы получше видеть. – Гляди, Васька, Фрол Пахомыч…
– Где? – Василиса постаралась придать голосу равнодушия, но у нее это не получилось, что было замечено Дарьей, и тоже подошла к окну.
Фрол Самойлов о чем-то спорил с Еленой Егоровной. Вернее, он ее убеждал, а она отказывалась, отрицательно качая головой. Самойлов был в офицерской гимнастерке навыпуск. Ремня он не надел, не надел и фуражку – наверное, выскочил из дома в чем был. Фрол взял за плечи Елену Егоровну, поднял, потом схватил чемоданы и стал уходить, за ним поплелись мальчики. Елена Егоровна постояла немного и нехотя пошла следом, оглядываясь на дом. Дарья с торжеством посмотрела на бледную сестру:
– Один все же нашелся. Смелый.
На следующий день Дарья пришла, как обычно, к Самойлову прибраться, а встретила ее… Елена Егоровна:
– Ты Даша? Проходи. Меня зовут…
– А я знаю, – улыбнулась Дарья. – Здрасте. Я быстренько…
Елена Егоровна ушла на кухню, а Дарья убирала в комнатах, познакомилась с веселыми мальчиками. Видно, они не понимали, какая беда случилась с их отцом. Старшего звали Никита, младшего – Дениска. Пока Дарья убирала, они рассказывали ей всякие истории – в основном красивые сказки, но называли их мифами. Потом Дарья перешла на кухню и в растерянности остановилась. У стены стояла сооруженная из чемоданов кровать, лежал свернутый тулуп вместо подушки и два одеяла, Елена Егоровна курила папиросу у окна.
– Это убрать? – спросила Дарья, указывая на чемоданы.
– Нет-нет, здесь теперь спит Фрол Пахомович, – ответила та.
Вблизи она показалась Дарье очень красивой, особенно глаза – синие-пресиние, а волосы – светло-русые. При том кожа у нее – беленькая, сама она – нежненькая. Такую обидеть – грех. А Елену Егоровну обидели, уж больно печальной она была, слезы украдкой утирала со щек.
Дома Дарья не стала рассказывать про Огареву, Василиса сама пристала с расспросами:
– У Самойлова убиралась? Как там?
– А как прежде, – отговорилась Дарья.
– Куда ж он отвел Огареву? – Дарья молчала. – Не знаешь?
– Домой привел, куда ж еще?
А правда, на кой скрывать? Васька все равно узнает, так лучше уж из первых уст, а заодно Дарья посмотрит, как ей новость пришлась. А то, ишь, придумала: «Моя сестра вам, Фрол Пахомыч, подойдет, она все умеет!» Сестру подсунула, чтобы под него лечь! Гулящая Васька, это нехорошо, стыдно. Но, взглянув на Василису, поежилась: в расширенных зрачках сестры пылал бесовский огонь, ноздри раздувались, губы подергивались, грудь с шумом вздымалась, а смотрела она в одну точку. Ни дать ни взять – ведьма.
