– Гаспар…
– …А я его спрашивала, да-да, и не раз, нужно ли, Гаспар, чего-нибудь мессиру де База, не желает ли чего месье шевалье? Но он вечно спешит куда-то и твердит одно и, то же: «Нет, госпожа Пикар, ничего не нужно, я сам о нем позабочусь». А я вот подумала: «Как он, деревенщина, может о Вас заботиться? Как раненному человеку может быть ничего не нужно?» Да не поверю я ни за что, в то, что молодому раненному мужчине может быть ничего не нужно! Да-да, ни за, что не поверю!
– Но…
– А он мне и говорит, Вы мол, госпожа Пикар, не заходите, мол, в комнату к месье, мол, не любит он этого. А я вот, что скажу – грубиян он, Ваш слуга, да-да грубиян. А я ведь знаю, у нас, до Вас, жил один месье, порядочный человек, ничего не могу сказать, да-да из Ла Ферте-Але, он служил в королевской гвардейской роте господина капитана Дюалье. Так вот, тоже ранили его на дуэли, да-да, на дуэли. А слуга его, такой же негодяй как Ваш Гаспар, не позволял мне ухаживать за ним. И что? Что бы вы думали?! Помер этот господин гвардеец…Ой!
Госпожа Пикар запнулась, прикрыв рот ладонью. Николь с нескрываемым укором покосилась на мать.
– Ох, месье де База; простите, простите меня Бога ради.
Гийом закашлял, с укоризной поглядев на женщину, чуть слышно процедил:
– Ничего, не извольте беспокоиться, я не суеверный. Я, простите, надумал прогуляться, так вот, пожалуй, пойду. Пройдусь.
С этими словами анжуец скрылся за дверью.
Улочка была узкой, тихой и безлюдной. Шевалье остановился, подняв вверх голову. Над ним простиралась лазурь бездонного, безоблачного неба. Глядя ввысь, улыбаясь солнечным лучам, он вдруг подумал о превратностях судьбы, заставивших его, вчерашнего узника, обреченного на смерть, самым невероятным образом избежать наказания, и привела в Париж, определив на службу к одному из наивлиятельнейших вельмож королевства. Но всё это меркло и казалось бессмысленным, в сравнении с тем, что он просто-напросто был жив.
ГЛАВА 3 (62)
«Будет дело, найдется и третий»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
Около полудня, когда парижские кабачки наполняет шумная гомонливая разношерстная толпа, включающая в себя торговцев из провинции; парижских барыг; маклеров и шулеров, что часто одно и то же; погонщиков скота и скучающих без работы бретёров, а так же простых крестьян, оказавшихся в городе по какому-нибудь ничтожному дельцу, в трактире «Гнездо кукушки», за столом, на том месте, где их можно было обычно застать, сидело двое мужчин. Один из них, рослый, плечистый блондин, ловко крутивший в руке массивный, увесистый кинжал, набалдашник которого украшали два изумрудных глазка, о чем-то беседовал со своим угрюмым, коренастым товарищем, не сводившим глаз с мелькавшего над столом оружия. Впрочем, если быть предельно точным, то следовало бы отметить, что определение «беседа» вряд ли соответствовало сему странному действу, так как диалог непременно требует участия обеих персон. Происходившее же за столом едва ли можно втиснуть в сии рамки, так как монолог светловолосого балагура Тибо, только по необходимости, сопровождался кивками и качаниями головы безмолвного Крюка, что, признаться, несколько удивляло людей мало знакомых с этой необычной парочкой.
Ловкач-Тибо, как называли владельца диковинного кинжала, с которым мы имели возможность встречаться ранее на страницах нашего повествования, быть может, от бессилия, а скорее, от отчаяния, с досадой вонзил в дощатый стол клинок узорного дамаска. Словно одинокий кипарис посреди бескрайних просторов лавандовых полей Прованса, шатаясь на ветру, возвышался стройный силуэт великолепного кинжала над поверхностью засаленного трактирного стола.
