Неужели она правда так думает? Неужели? Он вспомнил, как Ламорак поклялся железом и кровью защищать тот проход в стене, – и понадеялся, что, случись ему оказаться на его месте, он справился бы не хуже, а то и лучше – спас бы Паллас, не пожертвовав при этом своей жизнью. Правда, маловероятно, что он бы вообще оказался в такой ситуации: подвергать риску свою жизнь и жизнь Шанны ради какого-то малозначительного местного семейства, о котором он знать ничего не знал? Нет уж, увольте.
Кейн не моргнув глазом швырнул бы Конноса Котам на растерзание.
«А ведь если я подпишу сейчас этот контракт, то окажусь именно в положении Ламорака».
Убить Ма’элКота или погибнуть – третьего не дано. Никакого тебе проиграть, но выжить или не лезть вон из кожи – все это будет сочтено нарушением условий контракта и приведет к таким последствиям, о которых Хари не хотелось и думать.
«Ладно. Любишь яблочки – полезай на яблоньку, – подумал он, и еще: – Интересно, будет ли она горевать обо мне так же сильно, как о нем?»
И он написал свое имя в мигающей строке и приложил палец к ДНК-сканеру.
– Вот и хорошо, – произнес Кольберг с глубоким удовлетворением. – Сетевые релизы уже подготовлены, в вечернем «Обновленном приключении» ты пойдешь главной новостью. Будешь выходить отсюда, зайди в медийный отдел и возьми у них подборку вопросов для интервью; мы ставим тебя в «Драконьи вести» с ЛеШаун Киннисон, так что подготовься. Трансфер состоится утром, в восемь ноль-ноль.
– Завтра? Но ведь…
«Это же через восемнадцать часов, – подумал он. – Целых восемнадцать часов из драгоценного резерва времени Шанны. Почти сутки псу под хвост».
– Разумеется, завтра, – отрезал Кольберг. – Студия запланировала настоящий медийный блиц, а для этого нужны ресурсы. Времени едва хватит, чтобы привлечь достаточно зрителей для покрытия расходов. Да, и еще ты должен появиться на балу для подписчиков. Приходить к началу не обязательно: пусть подождут, потомятся в предвкушении. Скажем, в двадцать один тридцать, ясно? Жду тебя в Бриллиантовом зале.
Хари с трудом сдерживал клокочущую ярость.
«Если я потеряю ее… если я потеряю ее из-за этого, из-за тебя, ты попадешь в мой короткий список.
Очень короткий. Сразу за Берном».
Вслух он спокойно сказал:
– Да, Администратор. Я приду.
Стоны и всхлипы, которые неслись из-за двустворчатых дверей, с неумолимой регулярностью приливов и отливов сменялись воплями непереносимой боли.
Его высочество Досточтимый Тоа-Ситель, имперский Герцог Общественного порядка, примостился на краешке мягкого кресла в передней, откуда, уткнув локти в колени и сплетя пальцы, с нескрываемым презрением наблюдал за новоиспеченным Графом Берном. Герцог старался не обращать внимания на крики в соседнем помещении; не найди он вовремя козла отпущения, мог бы и сам сейчас там орать.
Тоа-Ситель внимательно оглядел Берна с головы до ног, точнее, от копны платиново-белых волос до заляпанных кровью кожаных сапог, голенища которых наполовину прикрывали графские икры, и попытался представить, о чем тот думает, пока они оба ждут решения Ма’элКота перед закрытой дверью Железной комнаты. Граф Берн, стоя у красивого окна, целиком занимавшего одну стену передней, грыз ноготь большого пальца и глядел сквозь огромное стекло на простертую перед ним Анхану.
Герцог обладал чрезвычайно живым, склонным к детализации воображением, но только особого сорта – оно показывало ему лишь то, что существует на самом деле; фантазировать о том, чего нет, он отучил себя давным-давно. Вот почему теперь он без труда представил себе картину, которую Берн созерцал в окно.
