– А ты, Жужело, будешь у нас орех в скорлупе.
– Сравнение неудачное, – заумничал аскет и высоко поднял прислоненный к камню Отец Мечей, тот засиял на солнце. – Я как бы… это… ну как его… чудная по нежности часть между орехом и скорлупой.
– Чудная-юдная, – буркнула Чудесница.
– Уж какой там частью себя ни назови, – махнул рукой Зобатый, – только будь на месте, когда орех расколется.
– А я никуда не денусь, пока вы не предъявите мне мою судьбу, – Жужело, откинув капюшон, поскреб вспотевшие волосы, – в точности как обещала Шоглиг.
– Скорей бы дождаться, – вздохнул Зобатый. – Вопросы есть?
В ответ лишь шевеление травы под ветром, хлопки ладоней и довольное кряхтение Брека, совладавшего наконец с застежками кольчуги Йона.
– Вот и хорошо. А то повторить все это сызнова у меня вряд ли получится. Знайте, для меня честь биться плечом к плечу с вами. Как и таскаться с вами по всем погодам и непогодам, по дорогам и бездорожьям Севера. Главное, помните, что сказал мне однажды Рудда Тридуба: давайте порешим мы их, а не наоборот!
Чудесница широко улыбнулась:
– Лучший, черт возьми, совет о войне, какой мне доводилось слышать.
Между тем подступало основное воинство Черствого, всем скопом – неспешно, с расстановкой, вверх по длинному склону в сторону Деток. Уже не точки, далеко не точки. И не мураши, а люди, влекомые целью; блики играли на заостренном металле.
Сзади на плечо Зобатому легла тяжелая рука; от неожиданности он чуть не подскочил, но это оказался всего лишь Йон.
– Одно словцо, вождь.
– Какое именно? – спросил Зобатый, хотя ответ знал заранее.
– Да как обычно. Если мне суждено погибнуть…
Зобатый кивнул, спеша его прервать:
– Я разыщу твоих сыновей и отдам твою долю.
– И?
– И расскажу, каким ты был.
– Точно все?
– Точно все.
– Хорошо. Только без прикрас, а то знаю я тебя, старый лиходей.
Зобатый махнул на заношенный плащ.
– Когда ты последний раз видел, чтобы я приукрашал хотя бы себя?
На губах Йона мелькнула улыбка.
– Что правда, то правда, вождь: давненько.
Он отошел, оставив Зобатого размышлять, кто и что будет наказывать, когда в грязь отправится он сам? Ведь его семья, в сущности, здесь.
– Парламентеры, – оповестила Чудесница.
Оставив своих людей у Деток, по травянистому склону взбирался Черствый – безоружный, с открытой улыбкой, обращенной к Героям. Зобатый вынул меч, ощутив в руке пугающий и обнадеживающий вес, а еще остроту от ежедневной обработки точилом добрых полтора десятка лет. Жизнь и смерть длиною в локоть металла.
– Что, сразу росту прибавляет? – с ухмылкой спросил Трясучка, вращая топор – зловещего вида изделие с тяжелой, клепаной острыми клепками рукоятью и тускло поблескивающим, в зазубринах лезвием. – Мужчина всегда должен иметь при себе оружие, хотя бы для ощущения.
– Невооруженный мужчина – все равно что дом без кровли, – бросил Йон.
– И тот, и другой в конце начинают протекать, – докончил за него Брек.
Черствый благоразумно остановился вне досягаемости стрелы, по колено в траве.
– Э-ге-гей, Зобатый! Ты, никак, все еще там?
– Увы, да.
– И хорошо ли спится?
– С пуховой подушкой было бы лучше. Ты мне, случайно, не захватил?
– Эх, жаль, не догадался, хоть свою отдавай. Трясучка там не у тебя?
– Точно, у меня. Да еще две дюжины карлов с собой привел.
Зобатый брякнул это так, на всякий случай, но Черствый лишь заулыбался.
– Добрая хитрость, но неудачная. Никого там у него нет. Давненько не виделись, Трясучка! Как ты там?
