– Насчёт скотины ты прав, – хмыкнул собеседник. – Кроме того, у нас некомплект, а Егорову наверняка капнет пара кредитов за привлечение нового солдата. А может, твоя физиономия ему не понравилась.
– Урою, гниду! – вскипел Николай. – Вместе с этим рыбоглазым лейтенантом.
– Не советую. Для тебя Егоров – начальство, пусть и мелкое. А лейтенант Козиц, – тут парень хмыкнул, – как ты выразился, "рыбоглазый", считает всех солдат дармоедами и тунеядцами. Он командиру роты такого про тебя напоёт, что вовек не отмоешься. Запомни: прав тот, у кого больше прав. А у Егорова и Козица прав куда больше, чем у нас с тобой. Так что лучше не спорить вообще ни о чём. Скажи: "будет сделано", а сам можешь не делать ничего. Хочешь добрый и бесплатный совет? Сиди на попе ровно и жди, может, твой капитан тебя найдёт и заберёт. А вообще-то ты с арестом легко отделался. Обычно с нас снимают жалование – это проще и больнее. Служишь, служишь, а в конце месяца получаешь жалкие гроши. Сколько тебе назначили?
– Сказали, что сто пятьдесят кредитов в месяц. И полное обеспечение питанием и обмундированием.
– Ну, разумеется. Форма неплохая, прямо надо сказать, а вот с питанием дело обстоит похуже. Кормят почти дрэком. Да и вообще, обстановка в части нехорошая…
Раздался лязг двери, и внутрь камеры ввалился сержант Егоров. За его спиной стоял начальник караула и конвойные.
– Ха, субчик, думаешь, тебя сюда отдыхать посадили? Или решил, что можешь безнаказанно дерзить сержанту? Ну-ка, выходи.
Николай встал с корточек и вышел из камеры, щурясь на яркий свет коридорных ламп. Позади солдаты сочувственно вздохнули. Дверь с ржавым лязгом захлопнулась.
– Вперёд! – услышал Николай и получил сильный удар по спине прикладом винтовки. Он обернулся, но лишь затем, чтобы получить ещё один в грудь. – Давай, шевелись!
Солдат с явным удовольствием ткнул стволом в рёбра заключённому. Николай мрачно посмотрел на них: два сержанта и двое конвойных. Он мог бы уложить их в течение тридцати секунд, но под трибунал попадать не хотелось. Николай всё ещё надеялся, что капитан Клин всё-таки отыщет его. А если Соболев сейчас устроит мордобой, то Клину вытащить его из дисбата будет невозможно.
В дежурной комнате Егоров, гнусно ухмыляясь, сказал:
– Ну, рядовой Соболев, сейчас мы займёмся твоим воспитанием.
Сразу же после этих слов один из конвойных с хаканьем нанёс удар заключённому по почкам. Николай взбеленился, вырвал винтовку из рук солдата и пнул его в пах. Конвойный согнулся вдвое и затих в углу. Николай, разворачиваясь, ударил прикладом Егорова в лоб. Сержант отлетел к дверям, схватившись за лицо – между ладоней у него сочилась кровь.
Второй караульный даже не думал вступать в драку, а просто спустил предохранитель винтовки и прицелился в Николая. Сержант, начальник караула, тоже держащий заключённого под прицелом, спокойно сказал:
– Аккуратно положи оружие на пол, иначе сейчас станешь трупом. Мы скажем, что ты пытался совершить побег, и получим премии за бдительность. Слышал, что я сказал?
Николай мучительно осознал: так всё и будет. Двоих он вырубить сразу не сможет – кто-нибудь его точно пристрелит. А потом выдадут историю за попытку к бегству с похищением оружия. Соболев нагнулся и положил "Гаузер" на бетонный пол, а затем, избегая удара сапогом, упал и сам. На него градом посыпались пинки. Сначала он уворачивался, но потом получил ботинком по голове, и в глазах заблистали сверхновые. Николай перестал ощущать удары. Два сержанта и караульный ногами и прикладами избивали бесчувственное тело, и только второй солдат всё ещё стонал в углу, свернувшись в клубок и сжимая распухшие гениталии.
