На Северо-западный фронт, положение на котором было немногим лучше, чем на Западном фронте, вместо обгадившегося генерала Кузнецова убыл бывший командующий Северокавказским округом генерал-лейтенант Конев, получивший командный статус А2. Самого Кузнецова в ближайшее время ожидал визит в кабинет к Сталину. В том случае, если система профориентации обнаружит в нем такое же двойное дно, как и в Павлове, результат будет тот же – принудительное ментоскопирование на Полярном Лисе с последующим смертным приговором. Если же генерал Кузнецов просто дурак, то он получит лет десять лагерей и пусть радуется, что легко отделался. Прочие направления пока не вызывали серьезной тревоги; вторжение со стороны Финляндии так и не началось, а Венгрия, хоть и объявила войну СССР 27-го июня, до сих пор придерживалась пассивной, оборонительной тактики, и ее войска еще не пересекали советско-венгерскую границу. Товарищ Сталин подозревал, что они ее и не пересекут, ибо венгерскому руководству (адмиралу Хорти) сильно хочется жить.
В любом случае, возникшие в последнее время политические вопросы требуется решать как можно скорее, но прежде чем их решать, надо как следует во всем разобраться и постараться совершить перестройку советского аппарата управления на ходу, с минимальными социальными издержками, начав при этом с круга самых близких соратников. Оборудование для профориентации в его кабинете – это, конечно, хорошо, но что делать в том случае, если возникают сомнения: когда один параметр говорит «про», а другой «контра»? И как можно увязать всех этих людей в одну управляющую систему, изъятие отдельных элементов которой не вызывало бы нарушения общей работоспособности? Именно для выполнения этой работы с «Полярного Лиса» и была вызвана старший социоинженер имперцев Малинче Евксина, уникальный и единственный специалист в своем роде на всей Земле.
Первоначально вождь сомневался, стоит ли доверять серьезные дела особе, которая выглядит как двадцатилетняя девчонка. Но поскольку у этих имперцев все не как у людей, он решил посоветоваться по этому вопросу с Молотовым, который уже имел дело с этой Малинче, когда подписывал Соглашение о Присоединении.
– Знаешь что, Коба, – ответил ему Молотов, – ты можешь не обращать на это внимания. Товарищу Малинче наверняка лет побольше, чем нам с тобой обоим вместе взятым. По ним никогда не угадаешь. Но, в любом случае, старший социоинжинер, как я понимаю, это фигура, допущенная к самостоятельной работе. Думаю, если ее выпустить на переговоры против Черчилля, дав время на предварительную подготовку, то свинья для чахохбили[12] будет пренеприятно удивлен. Мол, такая молодая леди, и такая жесткая хватка.
– Против Черчилля, – ответил вождь, – выпускать ее рановато, сначала надо разобраться с нашими внутренними проблемами. Ни один англичанин, включая борова, не способен нагадить нам так густо, как некоторые товарищи из ЦК. Так что имей в виду и не удивляйся, что некоторые наши товарищи оказались нам совсем не товарищами. У тебя в наркомате тоже не все ладно – достоверно известно, что кто-то из твоего ближайшего окружения сливает информацию англичанам. Литвиновское, понимаешь, наследство[13]. Лучше займись этим сам, а то я попрошу Лаврентия, и он зачистит этот ваш гадюшник до белых костей.
На этом разговор Сталина с Молотовым закончился, после чего последний уехал в свой наркомат, а Сталин остался ждать прибытия шаттла, который теперь прилетал не только в темное время суток, а когда необходимо. То, что Советский Союз поддерживает контакты с космическим кораблем на орбите, давно уже являлось секретом Полишинеля, тем более что все ближе становился тот момент, когда советско-имперские отношения (и в том числе соглашение о присоединении) потребуется выводить из тени. Но сначала – разбор полетов с фрондерами. За свой тыл вождь хотел быть совершенно спокоен.
