Служа в царскосельских гусарах, Лермонтов не только не оставил своего увлечения, а, напротив, решил брать уроки живописи. Его учителем стал художник П.Е. Заболотский, впоследствии академик живописи, создавший к тому же два достоверных портрета своего талантливого ученика. Уроки Заболотского не прошли даром: свежие впечатления кавказских странствий отразились на нескольких полотнах, написанных Лермонтовым. «Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, – сообщал поэт другу, – и везу с собою порядочную коллекцию…»
Свет на обстоятельства, при которых создавалась эта «порядочная коллекция», проливают записки Василия Боборыкина, товарища Лермонтова по Юнкерской школе, служившего в то время во Владикавказе. В заезжем доме он застал такую картину: «М.Ю. Лермонтов, в военном сюртуке, и какой-то статский (оказалось, француз-путешественник) сидели за столом и рисовали, во все горло распевая… Я спросил, что они рисуют, и узнал, что в проезд через Дарьяльское ущелье, отстоящее от Владикавказа, как известно, в двадцати – сорока верстах, француз на ходу, вылезши из перекладной телеги, делал кроки окрестных гор; а они, остановясь на станциях, совокупными стараниями отделывали и даже, кажется, иллюминовали эти очертания».
В это же время Лермонтов создал свой автопортрет: на фоне гор, в форме офицера Нижегородского полка и бурке, накинутой на плечи. Рука опирается на рукоять шашки. Взгляд грустен и задумчив. Портрет предназначался в подарок Варваре Лопухиной.
«С Кавказа он привез несколько удачных видов своей работы, писаных масляными красками», – вспоминал о поэте Аким Шан-Гирей. Среди этих «удачных видов» такие несомненные лермонтовские шедевры, как «Вид Тифлиса», «Вид Пятигорска», «Башня в Сиони» и, отметим в особенности, «Крестовая гора», о которой хочется сказать несколько подробнее.
Крестовый перевал – высшая точка Военно-Грузинской дороги, проложенной в самых недрах Кавказа. Над перевалом возвышается гора с тем же названием. «Лазил на снеговую гору (Крестовая) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии как на блюдечке», – писал с дороги Лермонтов Раевскому. Вид Крестовой надолго врезался ему в память. На полотне, слева и справа, поднимаются крутые гранитные утесы, обрамляя заснеженный склон Крестовой, реющей на фоне голубого неба. Сразу вспоминаются строки из повести «Бэла»: тут и «груды снега, готовые, кажется, при первом порыве ветра оборваться в ущелье», и «глубокая расселина, где катился поток, то скрываясь под ледяной корою, то с пеною прыгая по черным камням». У подножия горы – военный пост и чуть поодаль – одинокая повозка, поднимающаяся на перевал. Такую обстановку осенью 1837 года здесь, видимо, и застал поэт, странствующий «с подорожной по казенной надобности». В том, что на картине изображена именно гора Крестовая, сомнений нет: и на полотне, и в реальном ландшафте ее отличает высокий каменный крест, установленный на вершине. О каменном кресте, поставленном здесь «по приказанию г. Ермолова», Лермонтов упомянул и в романе «Герой нашего времени».
С Кавказа Лермонтова вернули в гвардию – в Гродненский гусарский полк, стоявший под Новгородом. Сослуживец поэта Александр Арнольди впоследствии отмечал, что «в свободное от службы время, а его было много, Лермонтов очень хорошо писал масляными красками по воспоминанию разные кавказские виды, и у меня хранится до сих пор вид его работы на долину Кубани, с цепью снеговых гор на горизонте, при заходящем солнце и двумя конными фигурами черкесов, а также голова горца, которую он сделал в один присест»
